Преломление. Обречённые выжить

И только в Ленинграде после очередного осеннего рейса в Балтийское море нам сообщили о продаже нашего парохода в Клайпеду. Это было сродни трагедии. Для меня терять старый проверенный временем пароход, на котором испытал свою судьбу и счастье, на котором врезался в сине-зелёные зыби, буравя форштевнем далёкие моря, заходя для короткого отдыха в гавани чужих, пропахших туманом и рыбой городов, равнялось концу вольной романтической жизни. Здесь кончались бесшабашная юность и задор покорителя морских волнующихся далей. Большие океанские лайнеры, на которые нас всех распределили, не давали такого романтического, близкого ощущения моря, как наш добрый старый «Океанограф». Полковник был вне себя от негодования:

— Продать такой пароход! Да где ещё такой сыщешь? Один штурвал чего стоит. Разве сейчас такие штурвалы делают? Нынче всё на кнопках: нажал одну — вправо руль пошёл, нажал другую — вся спина мокрая. Нет чтобы вместе с экипажем продать. А я не хочу на большой пароход, мне там делать нечего.

В итоге экипаж «Океанографа» распределили по двум большим пароходам. Капитана, второго механика и меня направили на «Профессор Визе». Полковника — на «Профессор Зубов». Капитан превратился во второго помощника, я — опять в электрика. Полковник же как был матросом, матросом и остался.

Встретились мы с Полковником на острове Тенерифе в порту Санта-Крус. Наши два красавца-парохода стояли тогда рядом борт к борту. Команды хорошо знали друг друга. Собралась компания. Полковника, как и положено, разжаловали и послали с группой увольняющихся на берег, наказав без водки не возвращаться.

Разжалованный Полковник принёс два объёмистых портфеля водки ORLOFF, и первый раз в жизни его забыли восстановить в прежнем звании. Компания была большая, сборная, Полковника так близко, как на его родном судне, никто не знал. Я, к сожалению, в том застолье участия не принимал, иначе бы обязательно напомнил о возвращении ему звания полковника. От расстройства тот принял спиртного больше ровно на столько, чтобы все видели, что он пьян не как настоящий полковник, а как настоящий сапожник. В таком состоянии и вышел на палубу проветриться.

Если бы Полковника не забыли восстановить в его привычном звании, все дальнейшие события потекли бы в ином русле. А произошло вот что. Когда наш герой покинул компанию и возвращался к себе, то, будучи на шлюпочной палубе, сообразил, что находится не на своём судне и каким-то образом нужно перебираться на своё. Трап, перекинутый с борта на борт, хорошо просматривался со всех ракурсов, и уж кто-нибудь наверняка отметил бы неровную походку и неестественно плавные движения нашего героя. Свидетелей на судне много. А доброхотов ещё больше. До начальства судовые вести доходят быстро.

Чтобы избежать лишних неприятностей, разжалованный Полковник подался ближе к юту. Там между бортами имелся метровый просвет, что показалось Полковнику вполне достаточным для взятия своего судна на абордаж. Полковник вскарабкался на широкий деревянный планшир и хотел было дотянуться до фальшборта своего парохода, но малый рост не позволил этого сделать, и он успел лишь скользнуть рукой по заветной опоре и рухнул с шестиметровой высоты.

Все, кто был на палубе, кинулись к месту происшествия. Полковник долго не показывался на поверхности. Наконец мы с облегчением увидели, как, мощно загребая руками и пуская мелкие пузыри, из придонных глубин к нам, похожий на Ихтиандра, поднимался Полковник. Зрелище было захватывающее. Как раз в это время кто-то из команды кинул в воду спасательный круг, который торцом полетел в воду и встретился с головой только что вынырнувшего на поверхность Ихтиандра.

Удар был достаточно сильным, потому что под его воздействием наш Полковник снова пошёл ко дну. На этот раз, правда, ненадолго: через пять секунд все мы услышали хриплый голос снизу, который перемежался кашлем и фырканьем:

— Гады! За что убиваете? Чтоб я ещё хоть раз вам за водкой бегал? Не дождётесь!

Вслед за кругом кинули подвернувшийся под руку бросательный шкерт[21], за который Полковник вцепился мёртвой хваткой, обмотав его змеёй вокруг руки, и его благополучно втащили на борт.

На этом карьера матроса Полковника закончилась. Его списали так же, как и его любимое судно «Океанограф». Больше ни о Полковнике, ни об «Океанографе» я ничего не слышал. Продолжал ли после этого наш матрос носить звание полковника — неведомо.

Башмак в косяке Рассказ тралмастера Никанорыча

В начале восьмидесятых брали мы окуня на Джорджес-банке[22]. Место рыбное и, соответственно, денежное. Недаром американцы вскоре включили его в свою экономическую зону, и путь туда нам был уже заказан. В хорошую погоду, особенно ночью, в тех местах можно невооружённым глазом наблюдать Нью-Йорк, прозванный почему-то одним известным писателем городом жёлтого дьявола. За что он так не любил этот город? Не знаю. Сам никогда там не был. И честно говоря, не собираюсь. Большие города — это сплошной геморрой. Что Йорк, что Москва, что Питер.