Преломление. Витражи нашей памяти

— Всё, — заключает товарищ, — точно не быть ему адмиралом…

Перепутать нельзя

Как-то в Челябинске встретил я старого питерского знакомого, не виделись с которым лет десять. Одет он был в потёртую лётную кожанку и походил на героя первых пятилеток: глаза блестели, будто рвался в вечный бой. Чувствовалось, что был подшофе. В дрожащих руках нёс два огромных арбуза. Ещё издали мой знакомый, увидев меня, пытался поставить арбузы на тротуар, чтобы крепко меня обнять. Но они разбегались, как ртутные шарики. Пока он, находясь в позиции низкого старта, пытался придать им устойчивое положение, я старался вспомнить его имя. Задачу с арбузами он всё-таки решил, положив их за поребрик тротуара, который не давал им раскатываться. Стиснув меня в своих объятиях, он радостно сообщил:

— Смотри, Серёга, какие красавцы! Дочкам везу. В подарок. Вот этот Алёнушке, — кивнул он головой. — А этот Танюшке — младшенькой. Они у меня — умницы-разумницы!

Арбузы на вид были как два близнеца.

— Не перепутай, — пошутил я.

— Не-е, перепутать никак нельзя. Алёнка у меня тёмненькая, а Танюшка-финтифлюшка беленькая. В кого пошла? Непонятно. Да и росточком она менее.

— А что, в Питере арбузов нет?

— В Питере… а эти из самого Челябинска! Чувствуешь разницу?

— Нет, не чувствую, — в тон ему возразил я, — все арбузы из Астрахани, что здесь, что там.

— Но должен же я хоть что-то привезти дочушкам из Челябинска! — взмолился знакомый.

С трудом подняв непослушные арбузы, он гордо пропел:

— Где же вы теперь, друзья однополчане?

— Боевые спутники мои… — подхватил я.

На том и расстались. Имени его я так и не вспомнил.

Броня крепка

Семь часов утра. В вагоне пригородной электрички сидит старший лейтенант бронетанковых войск и скрупулёзно изучает мятый листок счёта из ресторана. Опухшее лицо лейтенанта напоминает спущенный волейбольный мяч. Водит пальцем по длинному списку выпитых вчера напитков и съеденных блюд. На обороте выписывает шариковой ручкой цены, что-то подсчитывает, сверяет с оригиналом, крутит счёт туда-сюда, будто завинчивает им длинный шуруп. Начинает пересчитывать снова.

Минут через пятнадцать бросает ручку, счёт, плюёт в пространство и говорит:

— Когда же закончится это всемирное надувательство?!

Подперев ладонью подбородок, он со страшной обидой на лице предаётся созерцанию проплывающих за окном пейзажей. Постепенно лицо его приобретает привычную твёрдость, и он, обращаясь к сидящему впереди пассажиру, произносит хорошо поставленным командирским голосом:

— А всё-таки жизнь — чертовски интересная штука! Не правда ли, молодой человек? Вот послужите в бронетанковых войсках, тогда согласитесь со мной. «Броня крепка и танки наши быстры!» И что удивительно — это истинная правда. Главное — выстрелить первым. А я бы здесь кое в кого пострелял!!!

По законам природы

Через парк по диагональной дорожке странной, нетвёрдой походкой идёт человек в распахнутой настежь куртке. Он высоко вздымает колени, будто кто-то сверху резко дёргает за привязанные к ним невидимые нити. Траектория его движения непредсказуема и опасна. Создаваемая при очередном шаге поза настолько неустойчива, что диву даёшься, каким образом он удерживается в вертикальном положении.

Но нельзя долго противиться законам природы. Идущий падает на газон. Лёжа на спине и вяло перебирая ногами, наверняка воображает себя на скорбном пути к дому. Или наоборот — от дома, где нет для него места. Наконец человек приподнимает голову, осматривается вокруг, достаёт из внутреннего кармана распахнутой куртки початую бутылку водки, откручивает пробку и залпом вливает в себя остатки содержимого. После чего голова его безвольно падает на газон, рука с бутылкой откидывается в сторону — и ему уже никуда не надо идти.

Вечером человек куда-то исчез.

Организм требует

— Удивительный наш организм человеческий! Так удивляет, что иногда сам себе удивляюсь. Приду, бывало, из рейса, и так захочется вдруг селёдки с луком — спасу нет. Каждый день покупаю по селёдке, луком репчатым обкладываю, маслом поливаю и уминаю за обе щеки. А до этого даже думать о ней не думал. Стало быть, организм настоятельно требует: хочу селёдки с луком! хочу икры баклажанной с чёрным хлебом! А то и пива с раками. Приходится решать, потрафить организму или нет, удовлетворить его запросы или в чёрном теле подержать малость. Авось успокоится.

— А вот насчёт ста граммов как? — вмешался вдруг один из компании. — У меня организм всё время запрос подаёт. Что ж, я должен с утра до вечера удовлетворять его?

— Вот насчёт ста грамм, здесь надо подумать: организм их требует или бес, который сидит в организме? Если я, к примеру, сто грамм выпил да селёдочкой закусил и более ни-ни, то, скорее всего, это организм. А если ты дальше поехал: бутылку осушил и уже на другую поглядываешь, скорее — это бес требует. А с ним шутки плохи: у него меры нет ни в чём. В отличие от организма.

— А я вот лимоны не то что есть, смотреть на них не мог, — вмешался другой слушатель, — а потом как набросился! Это тоже бес, что ли?