Премьера

В травматологическом пункте сидело человек тридцать: четверо тоже со сломанными ногами, человек пять — с руками, подвязанными шарфами и платками к шее, один лежал на топчане и громко стонал, двое парней держали под руки пьяного с рассеченной бровью, а он вырывался и грозил «пришить эту подлюку». Несколько человек было уже с загипсованными ногами и руками, выяснилось, что они приходят сюда каждые десять дней, чтобы продлить бюллетень.

Вышла сестра, заклеила пластырем бровь пьяному парню и отправила его делать укол против столбняка. Потом собрала больничные листы у загипсованных и начала заполнять их. Подбельский стал уговаривать сестру, чтобы Половникова пропустили вне очереди, но она строго сказала:

— Здесь все такие. Ждите.

Ждать пришлось около двух часов. Врач, бегло осмотрев ногу, отправил Половникова в рентгеновский кабинет, расположенный на четвертом этаже. Лифт не работал, Александру Васильевичу выдали костыли, и он, поддерживаемый Подбельским и Антониной Владимировной, полез на четвертый этаж. Там тоже была очередь, но продвигалась она быстро, и через полчаса сделали снимок. Потом пришлось опять спускаться на первый этаж и ждать, когда принесут снимок. Тот же врач, рассматривая снимок, сообщил:

— Двухлодыжечный перелом. Плохо, что с подвывихом, к тому же порваны связки, полетел синдемоз…. Словом, все, что можно было тут натворить, вы сделали. Придется оперировать. Галина Тимофеевна, — обратился он к сестре, — позвоните в больницы, узнайте, где есть свободные места?

— Все больницы с утра забиты. Гололед же!

— Отправьте в ближайшую по «скорой». И проследите, чтобы опять не увезли костыли. Сколько их осталось?

— Всего три. Пока зашивала бровь тому пьяному, еще двое костылей пропало, — вздохнула сестра и стала вызывать «скорую».

В приемном отделении больницы снова пришлось делать рентгеновский снимок, оказывается, тот оставили в травматологическом пункте как основание для госпитализации. Потом Александра Васильевича переодели в желтоватое, вконец застиранное больничное белье с тесемками вместо пуговиц, выдали халат из грубого, должно быть шинельного, сукна и уложили на каталку, настолько высокую, что даже с помощью Подбельского он едва на нее взобрался. Долго ждали санитарок, чтобы отвезти его в отделение, но они так и не появились, пришлось везти дежурной сестре и Антонине Владимировне.

Травматологическое отделение находилось в другом корпусе, в дальнем углу огромной больничной территории; везти пришлось через весь двор, по скользким дорожкам, а на улице стоял мороз и Антонина Владимировна, толкая каталку одной рукой, другой то и дело подтыкала ему под бока тоже суконное одеяло и поторапливала сестру:

— Нельзя ли поскорее? Он же простудится! — И, сдернув свой мохеровый шарф, расстелила его поверх одеяла.

— Позвоните маме, — наказывал Половников, — но не говорите, что у меня перелом, а то она всполошит всю Москву. Скажите, что растянул связки, поваляюсь тут недели две-три. Навещать пусть не приходит, скажите, что в больнице карантин.

— А у нас действительно карантин, — сообщила сестра. — Опять эпидемия гриппа.

Видимо, поэтому Антонину Владимировну, несмотря на уговоры, в отделение не пустили.

Шел уже одиннадцатый час ночи, в отделении были только дежурные врач и сестра, они тотчас отвезли Александра Васильевича в гипсовую и стали вправлять вывих. После четырех уколов Половников почти не чувствовал боли, но врач, нажимая своим мягким животом на стопу, так выворачивал ее, что Александру Васильевичу слышался хруст костей, и он был уверен: врач доломает все остальные. Наконец на ногу до самого паха наложили гипсовую лангетку, врач сказал: «Подсохните пару часов», и они с сестрой ушли.

Постепенно проходил наркоз и возвращалась боль, она становилась все острее, и то ли от этой боли, то ли от холода Александра Васильевича начало трясти. Он лежал в одних трусах на покрытом холодной коричневой клеенкой столе, к тому же из окна сильно дуло, а до висевшего на спинке стула халата было далеко. Александр Васильевич хотел зацепить его стоявшим в углу у изголовья костылем, но до него тоже не дотянулся и чуть не свалился со стола.

К тому времени, когда сестра вернулась за ним, его уже колотило как припадочного. Вдобавок и место ему отвели на узком и неудобном, скошенном в одну сторону диване в коридоре, опять у окна. Накидывая на него второе одеяло, дежурная сестра сказала:

— Вам еще повезло, а некоторые на раскладушках валяются. Все переполнено — гололед!

И верно, весь коридор был заставлен кроватями, топчанами и раскладушками.

— Завтра вас прооперируют и, наверное, положат в палату. Вам и тут повезло: завтра сразу троих выписывают.

Но к утру у него поднялась температура до тридцати восьми, и операцию отменили, назначив уколы. Однако ни к вечеру, ни на другой, ни на третий день температура не спала, вызвали терапевта, тот послушал и определил пневмонию. Снимок подтвердил его диагноз, и Александра Васильевича наконец-то перевели в палату.

2