Премудрость нашего спасения

Таким образом, обративший к Богу тех, кто заблуждался в вере, является по отношению к ним как бы устами Божиими, так как он недостойных сделал достойными. То же относится и к обращению согрешившего. Ибо обративший грешника от ложного пути к истинному — также как бы уста Божии и <сам> достоин Христа, и, по Писанию, спасший душу от смерти и покрывший множество грехов [229] .

Потому и слово учения Духа должно проповедоваться в Церкви, и оно заповедано иерарху, и необходимо ему, и есть долг его — только слово не высокоумное и цветистое, составленное из изречений, изобретаемых внешним искусством, но простое, направленное к восстановлению душ, к исправлению нравов и к доброму состоянию, к поддержанию стоящих, к воодушевлению падших, к возвращению отдалившихся, к утверждению смятенных, ко всевозможной для всех пользе.

Ибо искусства и различные методы явились не вместе с природой, но впоследствии изобретены природой, а Бог, исправляющий природу, исправляет её данными природе простыми и безыскусными средствами. Потому и воплотился Он, через собственную природу нашу вновь образуя и воссоздавая естество.

Итак, учитель должен учить простыми словами и преимущественно исполненными Духа, дабы и исправить <других>, и получить пользу самому, будучи смиренным, не тще славясь цветистыми словами, не оставаясь бесполезным для слушателей и удовлетворяя их духовные потребности, и считая это целью всякой проповеди и учения.

Горе мне, говорит Павел, если не благовествую [230] . Мы часто видим, что апостол не столько совершает священные действия и Таинства, и даже самое крещение, сколько проповедует, дабы больше обратить, и говорит: Христос послал меня не крестить, а благовествовать [231] . Конечно, он крестил: крестил Тимофея и дом Стефана, и весьма многих других, но предпочитает этому проповедь. Почему? Потому что сначала нужно обратить неверного к вере и тогда уже его крестить.

Крестить — это дело всякого иерея, а обращать — учителя. А ныне — увы! — вижу, что многие нерадят ни о священных Таинствах, ни о слове богодуховенной и спасительной проповеди. И вообще — священнодействуют выставляясь и с каким-то тщеславием, редко молятся и никогда не проповедуют, но пышно восседают, заботятся о мирских суждениях, от которых рождаются раздор и всяческая смута, вражда и бесполезные, даже более — душепагубные споры. Они пекутся о тленных приобретениях, а о собственной духовной жизни, к <которой они призваны>, как более просвещённые, и о жизни тех, которые им вверены, у них вовсе нет речи. Они не заботятся ни об изучении священных Писаний, ни о соблюдении правил церковных или о другой какой-либо священной деятельности, на которую указывают отцы. У них вовсе нет попечения о церквах и о <духовном> стаде Спасителя нашего. И это притом, что Павел говорит:

Внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святый поставил вас блюстителями, пасти Церковь Господа и Бога, которую Он приобрел Себе Кровию Своею [232] , и это тогда, когда волки не только намереваются прийти, но уже здесь.

Многие много говорят о доходах и собственности, а о сокровищах спасаемых душ на Небесах речь коротка. Я же не отделяю от таковых и себя самого, потому что и я, беспечный с беспечными, дам за то ответ. А потому, размышляя и о моем собственном долге, я плáчу о себе и братьях моих. И так как необходимо говорить о долге нашем, говорю о нём, поскольку мы имеем неизбежную нужду спешить приводить братьев к покаянию. Ибо покаяние есть одно из Таинств, и совершать его для верных — обязанность епископов. Нужно подвизаться для этого. И вместе с епископами да стараются об этом те, которые с разрешения епископского получили такое служение.

И пусть не имеет в виду кто-нибудь (ибо я не обо всех говорю, как и не обо всех епископах) плотскую прибыль, которая есть ущерб и, по сути дела, убыток. И пусть не судят вопреки правилам, дабы тот, кто действует против правил, не навлек на себя грехов другого.

Кроме того, пусть никто не впадает в заблуждение и не принимает себе за правило быть строже самих отцов, ибо кто непорочнее их в таких делах, кто внимательнее и чище? Пусть не впадает в самообман и не воображает быть и снисходительнее их, будучи слабым и бессловесно падая вместе с падающими. Да и кто так смел, чтобы дерзнуть быть человеколюбивее отцов? И откуда получит он на это власть, если отвергает отцов и действует не в границах, положенных ими? Он неизбежно будет действовать от себя, и не будет прочным сделанное им, потому что оно не по преемству от отцов.