Преображающие встречи с Раманой Махарши

Однажды рано утром, когда рядом с Бхагаваном больше никого не было, он предложил мне пойти вокруг Аруначалы и вернуться прежде, чем другие смогут заметить его отсутствие. Он повел меня лесной тропинкой и предложил для обсуждения в дороге «Гимн во Славу Дакшинамурти» Шанкары. Мы шли быстро, и за три часа закончили обход. В конце мы посидели у Пандава Тиртхама, расположенного к востоку от ашрама. В первые годы Шри Раманашрама Бхагаван имел обыкновение купаться в нем.

Не скажу, что понимал все, что Бхагаван говорил, объясняя смысл гимна. Мне было достаточно того радостного духовного волнения от того, что оказался один в его компании.

Утром после сорок третьего джаянти Бхагавана мое внимание привлекла блистательная личность, выделявшаяся среди преданных. Это был, как я узнал, Кавьяканта Ганапати Муни. Я сразу же увидел, что это не просто ученый человек, но также поэт и тапасвин. Его широкий лоб, яркие глаза, орлиный нос, обаятельное лицо с бородой и мелодичный звон в его голосе – все это говорило о том, что он риши, которого можно ставить в один ряд с самыми выдающимися ведическими провидцами. Так как Бхагаван считал, что мне будет полезно у него поучиться, мне вскоре предоставился случай познакомиться с ним.

Я выучил наизусть, еще до приезда к Бхагавану, три части известной «Тайттирия-упанишады», которые в настоящее время поются каждое утро перед самадхи Бхагавана. Когда я выразил Бхагавану свое желание изучить смысл этой упанишады, он направил меня к Ганапати Муни, больше известному как Наяна, жившему тогда в пещере Дерева Манго на восточном склоне Аруначалы. В этой пещере Бхагаван жил в летнее время в ранние годы его пребывания на горе. Это было прохладное местечко, расположенное в тени большого дерева манго, и с чистым ключом немного выше. Я подошел к пещере и стал ждать. Через несколько минут вышел Муни. В его присутствии и во всей атмосфере ощущалось благоухание тапаса. Посидев перед ним в тишине несколько минут, я попросил у него объяснить отрывок из «Тайттирия-упанишады», который передает в себе опыт мудреца Трисанку. Он начинается с «Ахам врикшасья рарива» и означает «Я – сила, действующая за Древом Существования». Наяна дал настолько ясное объяснение, что я решил, что нет необходимости задавать ему дальнейшие вопросы. Каждое слово, исходящее из его уст, обладало ясностью и праведностью священных писаний.

И хотя он был великим ученым и тапасвином, он направлял к Бхагавану всех, кто приходил к нему, со словами: «Учеба у него из первых рук имеет особый эффект». И Бхагаван, со своей стороны, обычно посылал к Наяне тех, кто подходил к нему с вопросами о традиционном богослужении, поскольку тот был общепризнанным авторитетом в этом предмете. Таковы были отношения между Учителем и его именитым учеником. У меня было много возможностей убедиться в особом отношении Бхагавана к этому образованному поэту-ученику, с самой ранней юности посвятившему всю свою жизнь тапасу.

В 1929 году Наяна четыре месяца жил в небольшой постройке, крытой черепицей, находящейся перед храмом Ганапати в Палакотту. В течение этого периода у меня была редкая возможность жить с ним и служить ему. Он был очень простой человек, обходился очень немногим, так что служить ему было одно удовольствие – не требовалось вообще никакого напряжения. Обладая естественным внутренним равновесием, он всегда был расслаблен, обширные познания и острый ум не мешали этому. Все ощущали теплоту его дружелюбия и атмосферу чистоты и умиротворения вокруг него.

Было неудивительно поэтому, что Бхагаван Рамана, несмотря на его равное видение, относился к нему с особенным уважением и любовью. Выражалось это по-разному. В ранние годы Бхагаван обычно один, без помощника, совершал прогулки через Палакотту. Тогда он часто заглядывал к Наяне и проводил с ним несколько минут. Дружеское отношение, которое Бхагаван проявлял к своим близким последователям, было таким трогательным! Но в конечном счете важным было совсем не то, что он делал или говорил. Именно его великолепное присутствие, озарявшее все вокруг, притягивало всех нас к нему.

Бхагаван был против всякого расточительства или ненужных трат. «Как ты разжигаешь огонь в своей печке?» – спросил он меня однажды.

Я сказал, что использую скрученный кусочек старой ткани, который макаю в керосин. Улыбаясь, он отругал меня за то, что я впустую трачу керосин, в то время как огонь легко разжечь с помощью нескольких сухих веточек и листьев, которых много вокруг, или ненужной бумаги.

В другой раз он увидел на полу в комнате Наяны несколько маленьких кусочков бумаги, размером приблизительно один на шесть дюймов, и спросил его, нужны ли они ему. Наяна ответил, что это ненужные обрезки.

Бхагаван сказал: «Я могу сшить эти обрезки вместе, и получится маленький блокнот размером с большой палец, в нем можно будет что-нибудь записывать».

Наяна засиял, тронутый такой экономностью, а я, чтобы избавить Бхагавана от этого труда, сказал, что сделаю это.