Преображающие встречи с Раманой Махарши

Понимая мой мотив, Бхагаван отметил: «Хорошо, но только покажешь мне блокнот и то, как ты его используешь».

Я пообещал так и сделать, и Бхагаван оставил эту тему, так как был уверен в моей искренности. Как только Бхагаван ушел, я сделал крошечный блокнотик из обрезков бумаги и записал в нем 108 стихов «Индра Сахасра Нама Стотры» и семь ее заключительных стихов, написанных Ганапати Муни в 1929 году. Эта работа содержит тысячу имен Индры, отобранных из «Риг Веды». Наяна составил этот перечень имен, не добавив никаких других слов. «Индра» здесь, конечно, – Высшее Бытие, а не Индра из пуран, который благодаря заслугам поднимается до божественного состояния, но снова падает.

Бхагаван оценил глубокое духовное значение этих имен, когда их читали ему вслух во время работы над этой стотрой. На следующее утро, когда я показал Бхагавану крошечный блокнот, мелко исписанный именами Индры, он, по своему обычаю, тщательно изучил не только содержание блокнота, но и то, как он выглядит.

После этого он воскликнул удовлетворенный: «Ты сдержал свое обещание и использовал эти обрезки наилучшим образом!»

К сожалению, я как-то потерял тот бесценный блокнотик, который Бхагаван держал в собственных руках. Не стоит и говорить, как я буду счастлив, если найдется это утерянное сокровище.

Однажды вечером Наяна спросил Бхагавана о лесах, которые тогда еще оставались на Аруначале и вокруг нее, сказав, что он был в лесах в других частях Индии, но не здесь. Бхагаван, сама благожелательность, тут же предложил показать их ему.

Он сказал с сияющей, почти мальчишеской улыбкой: «Наяна, на Аруначале нет и дюйма земли, по которому не ступали бы эти ноги, пока я жил на горе, особенно во время жизни в Вирупакше. Я поднимался на все вершины и спускался во все долины. Я бродил по такой лесной глуши, куда не смеют заходить даже лесники».

Одним облачным днем, несколько дней спустя, я, как обычно после обеда, пошел к Бхагавану. Он сидел один. Увидев меня, он спросил, что делает Наяна и удобно ли ему будет пойти на прогулку в лес. Я ответил, что Наяна что-то пишет, но будет прыгать от радости и с удовольствием оставит свое занятие, услышав о предложении Бхагавана.

«Тогда иди и скажи ему об этом, и будьте готовы, – сказал Бхагаван. – Я выберусь из ашрама незаметно, чтобы избежать толпы, и встречусь с вами около вашей комнаты».

Бхагаван присоединился к нам несколько минут спустя, и мы втроем ^[102] направились к лесу. Бхагаван вел нас по местам, не отмеченным на карте.

Мы пошли по второй лесной тропе, минуя выгоны скота на западе от Палакотту. После того как мы прошли мимо красивого небольшого храма Драупади, Бхагаван вывел нас на третью лесную тропу, окаймлявшую склоны Аруначалы на разной высоте. Мы прошли по густому лесу, где ползучие растения оплетают деревья и кустарники. Там было несколько ручьев, некоторые из них пересохшие. Пока мы шли по извилистой и прерывистой тропке, наслаждаясь красотами пейзажа и постоянно меняющимися видами неизменной Аруначалы, небо расчистилось от облаков, на несколько минут пропустив яркий солнечный свет. Зная, что Наяна не может находиться на полуденном солнце из-за одного йогического переживания, испытанного им несколькими годами раньше, Бхагаван отвел нас под раскидистое дерево, стоявшее на краю лесного водоема.

«Смотри, Наяна, – сказал он, – это дерево называется ингуди, оно славится своей прохладной тенью и лечебными свойствами. Оно описывается в „Сакунтале“ и других известных санскритских трудах. Мы называем его нилай на тамильском языке, потому что его тень быстро отражает опасность жаркого солнца».

И пять минут, проведенных под тенью дерева, убедили нас в этом.

Как только снова набежали облака и Наяна мог продолжить путь, Бхагаван отвел нас глубже в лес. Он нашел для нас очень приятное местечко, где мы могли отдохнуть. Это было русло пересохшего ручья под тенью большой скалы. Мы почти не разговаривали. В таких случаях не хотелось нарушать красноречивое безмолвие Бхагавана неуместным разговором или даже мыслями. Его безмолвие было учением, и никто из нас не хотел прервать его.