Преображение мира. История XIX столетия. Том III. Материальность и культура

Однако Ахмад исключением и остался. В Османской империи местным либералам, например великому визирю Мидхат-паше, не удавалось утвердиться надолго. Султан Абдул-Хамид II с большой неохотой применял меры против работорговли из Африки и с Кавказа, не покончив и со старой практикой гаремного рабства. Еще в 1903 году в его султанском серале было 194 евнуха и почти 500 женщин[664]. Лишь после революции младотурок 1908 года рабство существенно сдало позиции, однако после 1915 года часть выживших армян ждала участь, подобная рабской. В Египте хедив Исмаил, в других отношениях чрезвычайно открытый для западных влияний, являлся крупнейшим рабовладельцем в стране. Лишь под британской оккупацией после 1882 года все формы рабства были уничтожены. Иран, как и все государства Среднего Востока, довольно рано присоединился к Брюссельской конвенции против работорговли 1890 года. Но лишь радикальная секулярная модернизация страны по турецкому образцу при Реза-шахе Пехлеви привела в 1928–1929 годах к запрету рабства[665]. Отмену рабства в мусульманских частях света тормозили противоречия между многочисленными местными правовыми школами, и она шла медленнее и менее драматично, чем на Западе. Не все акты отмены рабства были приняты под западным давлением. Существовал и местный, в том числе опирающийся на собственное толкование Корана, фундамент для отказа от рабства, однако до Первой мировой войны он редко становился основой однозначно реализованного национально-государственного законодательства.

После рабства

Что следовало за рабством? В идеальном случае возвышенный момент освобождения, символически изображаемый разорванными цепями, следовало перевести в юридически-политические порядки и социальные структуры, которые бы обеспечили новую свободу. Такие порядки и структуры могли быть созданы с помощью бывших рабов, но не ими одними. Необходимо было также переформатировать национально- и колониально-государственные рамочные условия, в которых теперь реализовывался статус новых граждан из бывших рабов. Необходимо было изменить менталитет: от презрения или в лучше случае снисходительной симпатии – к серьезной готовности признать бывших рабов не только «человеческими существами» в абстрактном смысле, но и конкретно гражданами и полезными членами общества. Подобная либеральная утопия в XIX веке не реализовалась практически никогда. Это предвидели уже некоторые ранние аболиционисты, которые критически относились к своим локальным успехам и ставили себе более амбициозные цели, получавшие поддержку и в идее глобальной цивилизаторской миссии. Основная мысль заключалась в следующем: мир лишь тогда будет гарантирован от возвращения к варварству, когда рабство будет искоренено повсюду. Поэтому некоторые борцы за отмену рабства в Британии приняли особенно активное участие в основании Общества цивилизации Африки (African Civilization Society) в 1840 году. Эту инициативу поддержала большая часть викторианской политической элиты, от принца-консорта Альберта до нескольких дюжин членов парламента. Одним из первых деяний Общества стало снаряжение экспедиции против рабства в западноафриканский регион Нигера в 1841–1842 годах. Этот авантюрный вояж, предпринятый еще без побочных империалистских намерений, столкнулся в Африке с бесчисленными трудностями, и его благородные порывы не смогли реализоваться. Он останется ярким примером выражения всеобъемлющего убеждения в своей высокой миссии, которое в начале XIX века было способно подвигнуть на действие противников рабства[666].