Такого рода яркую акцию – как и последующие африканские путешествия миссионера Давида Ливингстона – изначально питали христианские, гуманные и патриотические идеи эмансипации, характерные для раннего аболиционизма. Эти идеи мало что могли дать для создания новых порядков после освобождения от рабства. Решения проблем тут сплошь и рядом были привязаны к местным реалиям и лишь в малой степени соотносились друг с другом через трансграничный трансфер. Многообразие путей развития делает проблематичным и сравнение[667]
. Поэтому здесь особенно оправданны микроисторические исследования отдельных случаев. Они изучают документально прослеживаемые индивидуальные судьбы, преобразование отдельной рабовладельческой плантации в мозаику более или менее зависимых мелких крестьянских хозяйств или едва осознаваемый самими задействованными лицами переход от рабской зависимости к названным по-иному и подразумевающим другие правовые условия формам зависимости. Говоря сегодня о ситуации, сложившейся после отмены рабства, используют обобщенное понятие «постэмансипаторские общества»[668]. Эти общества отличаются друг от друга такими объективными признаками, как количество или пропорциональная доля бывших рабов от общей численности населения, форма и интенсивность господствующего расизма, шансы на получение работы и продвижение по карьерной лестнице, масштаб насилия, различные жизненные шансы в зависимости от пола – или, короче говоря, «степенями свободы»[669].Плантационная экономика оказалась разрушена не везде. В Гаити она исчезла – а с ней и производство на экспорт; страна пережила драматическое падение своего общественного продукта. Схожим образом, хотя и менее драматично, развивались события на Ямайке, которая и далее оставалась британской колонией. В британском Тринидаде спустя несколько десятилетий после отмены рабства плантационную экономику возродили, но не на основе труда бывших местных рабов, а с привлечением рабочей силы, импортированной из Азии по двусторонним контрактам (индентура); схожим образом развивался британский остров Маврикий в Индийском океане. Куба, вступившая на путь постэмансипационного развития спустя 80 лет после Гаити, шла другой дорогой. Здесь, в стране особенно ярко выраженной плантационной экономики, сказывались перемены в технологии обработки сахара и прилив белых иммигрантов из Испании. Производство сахара лишь незначительно снизилось в переходный период освобождения от рабства, а через несколько лет превзошло предыдущие показатели[670]
. Эти перемены ограничивались аграрным сектором. Даже в южных штатах США после освобождения от рабства индустриализация в крупном масштабе началась лишь некоторое время спустя.Результаты освобождения от рабства интерпретировались задействованными группами по-разному в зависимости от обстоятельств. У бывших рабов с бывшими рабовладельцами расходились интересы, у колониальных властей и аболиционистов различались ожидания. Освобождение рабов, один из самых амбициозных реформистских проектов XIX века, было связано с необыкновенно сильными и широко распространенными разочарованиями. Иногда эти разочарования были обманчивы. Те же самые европейские режимы, которые жаловались на сложности борьбы с туземным рабством в Африке, не испытывали особых угрызений, создавая новые формы несвободы в виде различных форм подневольного труда (барщину/