Преображение мира. История XIX столетия. Том III. Материальность и культура

Но еще большее значение имела стратегия по замене рабов в динамично развивающихся секторах экономики на новоприбывших эмигрантов из Европы. Эти эмигранты и бывшие рабы, которые по большей части подвергались экономической маргинализации, не встречались друг с другом на одних и тех же рынках труда. Так исчезла ситуация конкуренции, которая повсюду в мире служила типичной питательной средой для расизма. В Бразилии расовый вопрос никогда не становился пунктом противоречия в сфере территориальной политики. Здесь, в отличие от Юга США, не образовалось сепаратистских особых регионов, выделяющих себя за счет расовой идентичности. Напротив, элита старалась пропагандировать демократический инклюзивный национализм и миф об особой человечности существовавшего ранее рабства. Можно было таким образом представить преемственность национальной истории: начиная с колониальной эпохи, через следующую за ней монархию и заканчивая республикой. Материальное положение чернокожего населения в Бразилии после отмены рабства отнюдь не отличалось к лучшему в сравнении с Алабамой или Южной Африкой. Государство просто не брало на себя никакой заботы о них. Отсутствовал эквивалент Реконструкции, но отсутствовал в качестве реакции на нее и официальный апартеид, а бюрократические инстанции не считали себя гарантом, который должен препятствовать смешению рас. Из-за слабости государства большой объем расового насилия оставался безнаказанным, но он не являлся непосредственным проявлением государственных порядков. Аболиционисты были не в состоянии оказать воздействие на постэмансипационный социальный порядок[678]. На Кубе же белые и черные вместе сражались в войне за независимость против испанцев; кроме того, рабочие в сахарном производстве были в большей степени перемешаны по признаку цвета кожи. Так политика на Кубе после отмены рабства оказалась невосприимчивой к цвету кожи – больше, чем в других постэмансипационных обществах, особенно в США. На острове не создалось расового господства белых[679].

Все процессы, которые вели к отмене рабства на Западе, объединяло нечто общее: наряду с христианскими и гуманными мотивами их подстегивали экономические надежды на то, что в условиях свободного рынка труда бывшие рабы будут применять свою рабочую силу по меньшей мере столь же успешно, как до того для производства сельскохозяйственных товаров на экспорт, только теперь – движимые позитивными стимулами. Экономисты и политики видели в освобождении рабов большой эксперимент. Прежние рабы получали шанс доказать свою «рациональность», то есть свою человеческую ценность по меркам просвещенной эпохи, тем, что они поведут себя как прилежные, ориентированные на выгоду и бережливость homo oeconomicus либеральной экономической теории. Предполагалось, что это облегчит организованный переход от рабства к свободе, который часто (как в Британской империи) именовался «обучением» (apprenticeship). В конечном итоге такое развитие «нравственной личности» должно было увенчаться предоставлением ей полных гражданских прав[680]. Но действительность часто выглядела иначе. Освобожденные рабы проявляли непредсказуемые пристрастия. Так, они скорее предпочитали стабильность собственного контроля над небольшими земельными наделами наемному труду на крупных предприятиях; многие выбирали смешанные стратегии. Результатом стало существенное уменьшение рыночности аграрного производства в сравнении с ориентированной преимущественно на экспорт плантационной экономикой. Буржуазные реформаторы испытали разочарование и другого рода: бывшие рабы не обязательно стремились достичь их идеалов буржуазной семейной жизни. Вкупе оба этих факта, казалось, указывали на то, что чернокожие африканцы из‑за антропологических особенностей не соответствуют требованиям рыночной рациональности и «цивилизованным» нормам частного образа жизни. Если это и не послужило причиной расизма, то все же усилило расистские тенденции. Великий эксперимент эмансипации оставил надежды его либеральных зачинателей, иллюзорные и эгоцентричные, по большей части нереализованными[681].

3. Защита от чужих и «борьба рас»

Подъем и упадок заразного расизма