Ни в какой другой стране отмена рабства не сопровождалась таким резким расширением пространства действий, как в США. Уже во время Гражданской войны сотни тысяч афроамериканцев взяли собственную судьбу в свои руки: они сражались в качестве «свободных чернокожих» с Севера или бежавших рабов с Юга под знаменами северян, поддерживали войну Севера другими способами или завладевали бесхозными землями на Юге. К моменту объявления «Прокламации об освобождении рабов» уже сложилось широкое движение чернокожих американцев[672]
. Меняя рабство на свободу, бывшие рабы брали себе новые имена, переселялись в новые места, собирали воедино свои разрозненные семьи и искали пути к достижению экономической самостоятельности. Тот, кому хозяин раньше запрещал свободно говорить, мог теперь выражать себя беспрепятственно и публично. Ранее нелегальные учреждения общин чернокожих – например, церкви, школы, погребальные союзы – стали легальными. В качестве рабов чернокожие женщины и мужчины были собственностью хозяина и, следовательно, не являлись самостоятельными правовыми субъектами. Теперь они больше не были частью узкого мира господского хозяйства, но могли выступать в суде, заключать взаимные договоры, сидеть на скамье присяжных, отдавать свой голос на выборах и даже выдвигать свою кандидатуру на выборные должности[673].И именно эта новая масштабная тенденция превратилась в свою противоположность – крайнюю расовую дискриминацию. К концу 1870‑х годов практически все достижения эпохи эмансипации были уничтожены. В 1880‑х межрасовые отношения в бывших рабовладельческих штатах Юга резко ухудшились. После 1890 года афроамериканцы, хоть и не обращенные снова в рабство, должны были подчиниться крайне дискриминационным и ограничивающим расовым порядкам, сопровождавшимся белым террором и судом Линча. Ни о каком соблюдении гражданских прав речь уже не шла. Подобного рода радикальные расовые порядки устанавливались
Если в рабовладельческих обществах иерархические отношения вполне однозначно определялись тем, что ручной труд выполняли почти исключительно рабы и вольноотпущенные, а возможности для карьерного роста этих двух групп были чрезвычайно ограниченными, то после отмены рабства бывшие рабы на рынке труда непосредственно конкурировали с «бедными белыми». В условиях свободных политических отношений чернокожие самостоятельно представляли свои политические интересы, не деградируя до уровня пассивно следующих за белыми лидерами мнений. На этот двойной вызов часть белого общества отвечала дискриминацией и насильственным отторжением. Расизм служил предпосылкой такого мышления и соответствующих ему структур и, наоборот, сам получал от него подпитку. На место угнетающего расизма, существовавшего в рабовладельческих обществах, пришел расизм, который нес в себе изоляционную функцию режима белого превосходства. В качестве широко распространенной в обществе позиции последний существовал и в северных штатах США, где законы о рабстве отменили уже в эпоху революции. На новом Юге конца XIX века эта позиция была расширена и радикализована. Так подрывалась 14‑я поправка к Конституции США, объявлявшая всех лиц, «родившихся или натурализованных в Соединенных Штатах», их гражданами на основании всеобщего равенства перед законом. Это решение не перешло в законы на уровне штатов, и после того, как последние войска северян покинули Юг, для чернокожего меньшинства исчезла всякая защита, которую могло бы гарантировать менее расистки настроенное центральное правительство. Новый расовый порядок на Юге, который символизировал действовавший с 1869 года Ку-клукс-клан, достиг своей кульминации на рубеже XIX–XX веков; после 1920‑х он постепенно слабел и был уничтожен лишь движением за гражданские права в 1960‑х[676]
.