Преобразователь

И когда надежда на спасение рухнула, статуя медленно повернулась, отползая к стене. Под ней зиял провал.

Как это там у даосов? — «Вот что такое путь»…

Глава 26 И снова вместе

Когда я с неимоверным трудом, обливаясь потом сдвинул чугунную крышку люка и высунул голову наружу, то первое, что я увидел, было дуло нацеленного мне в лицо пистолета. Я зажмурился.

— Вылезай, Чернов, — услышал я и осторожно открыл глаза. Надо мной стояла Анна и держала в руке пистолет.

— Ты будешь стрелять? — мне очень нужно было знать правду.

— Хватит паясничать, дитя подземелья, — Анна щелкнула предохранителем и сунула оружие под ремень.

— Здесь свои, — сообщил я Аиде на ее вопросительный взгляд снизу, и мы полезли наружу.

Нет, все-таки Верховный Магистр был человек издевательский. В том смысле, что любил поиздеваться. Устроить тайный выход из лаборатории в дом своей бывшей прислуги — ну не идиотизм? Впрочем, зато прислуга верно сторожила дом даже после смерти хозяина.

— Как вы здесь оказались? — хором спросили мы друг друга, когда люк был закрыт.

Аида стояла позади меня, держа руки за спиной, как арестант. Ноздри ее раздувались, мышцы напряглись, но она молчала. Я хотел заслонить ее от Анны, защитить, но Аида сделала шаг вперед, и они ненавидяще уставились друг на друга. Я физически ощутил, как между ними проскакивают заряды ненависти и подозрения.

— Моя сестра, Анна.

Та тряхнула головой и прислонилась к стене.

— Аида… мой друг.

Аида еще раз метнула в Анну угрожающий взгляд и, по-прежнему держа руки за спиной, шагнула к дверям.

Я не хотел ее терять, но не знал, как остановить.

— Она так и уйдет? — Анна повела подбородком в ее сторону.

— Ты уходишь? — это все, что я смог «родить».

— Да. — Аида повернулась к Анне спиной, и только я знал, чего ей это стоило.

— Постой…

Но Аида сделала шаг в сторону двери.

«Нет!» — хотел крикнуть я ей.

Но Аида уже шагнула в темноту.

— Мы встретимся?

Ниточка из моего сердца потянулась за ней.

— Как договорились, — ответила она, не оборачиваясь, и закрыла за собой дверь.

Ниточка натянулась до предела, и в том месте, откуда она начиналась, я ощутил боль. Наверное, так чувствуют себя грудные младенцы, когда мать покидает их, оставляя наедине с миром. Она ушла, и я не знал, увижу ли я ее еще.

— Ты и с ней спал? — Анна, не меняя позы, с интересом следила за выражением моего лица.

— Нет. С ней спал мой отец.

— О, Господи, — Анна обхватила голову руками, да так и застыла.

— Да-да, и с ней тоже.

Я прошел в комнату, едва не задев Анну плечом. На низком диванчике, задрав коленки, сидел Петя и смотрел на меня широко распахнутыми глазами.

— Добро пожаловать! — сказала мне Анна в спину, и я застонал.

— Сергей, Слава Богу, ты жив, — заголосил Петя, барахтаясь на диване в попытке встать.

— Сиди уж.

Но Петя уже вскочил, и, зардевшись как маков цвет, бросился мне на шею.

Я похлопал его по пухлой спине, пожал его мягкую руку, выслушал подобающие случаю слова и плюхнулся на диван.

Петя, опасаясь новых плюшевых объятий, присел на подлокотник.

Анна успела закурить и устроилась на стульчике возле стола, покрытого расшитым узбекским покрывалом.

— Ну что, господа хорошие, как дела?

Я действительно был рад им, но оборванная Аидой ниточка тихо сочилась кровью моего сердца.

— Мы ждали тебя, — немедленно доложил Петя, и в его безмятежных глазах я обнаружил чистую радость.

— Мы ждали тебя, — повторила Анна, и в ее голосе радость от встречи со мной смешалась с горечью осознания того, что лучше бы нам никогда не встречаться.

— Я пришел, — ответил я и широко улыбнулся, отбросив со лба грязные крашеные волосы. — Что будем делать дальше?

— Надо выбираться в Москву. Я получила сообщение: там большие проблемы. Нам лучше вернуться.

— Но я еще не нашел препарат! Разве мы не за этим приехали?

— Что с завещанием, Сережа? Ты же ушел за ним?

— Меня похитили. Завещание отобрали. Я сбежал.

— А подробнее?

— Налей чайку, я расскажу.

И когда Анна разлила зеленый чай и мы взяли в руки по пиале, я приступил к рассказу. К одной из версий рассказа, чтобы быть точным. Ведь я не настолько наивен, чтобы рассказывать о Владимире Николаевиче, об убитых стариках, о рисунках на тетрадном листке и о крысиных детях. И о медальоне, который предательски колол мне бедро под прикрытием выпущенной из штанов рубашки и который мне надо было немедленно спрятать.

Когда я замолчал, Петя с Анной, покачав головами, поохав и поахав, рассказали мне о том, что случилось с ними. Об уходе из гостиницы, о ночевке у цыган, о бегстве оттуда. Конечно, Анна не преминула сообщить о Пете в женском платье, и о его страданиях по этому поводу.

— А почему вы оказались здесь?

— Это дом одного человека. Сторожа на заброшенном кладбище. Он был для отца как… денщик, что ли. Или как прислуга.

— Как келейник, — подсказал Петя.

— Он служил отцу до самой смерти, служил тайно, так чтобы никто не знал. Когда-то отец спас ему то ли честь, то ли жизнь — я не знаю, — и тот был готов ради отца на все.

«Слишком многие, как я посмотрю, были готовы ради отца на все», — подумал я, но вслух ничего не сказал.