Преодоление

– Выслать вперёд дозорных! Захватить языка! – приказал Ходкевич. – Ваше величество, надо узнать обстановку! – сообщил он королевичу свои действия.

И в сторону Можайска, ушли три десятка рейтар. Вскоре они вернулись, хотя их не ждали так быстро. Ротмистр смущённо доложил, что они захватили вот только что пленных, отводя в сторону весёлые глаза, чтобы не рассмеяться.

Ходкевич, взглянув на группу пленных, с удивлением увидел среди них Бачинского.

– Пан Любчик, что это такое?! – воскликнул он, рассматривая его помятую фигуру.

Его, поручика Бачинского, они несколько дней назад отправили гонцом в Можайск, к русским: мол, он едет к ним с предложением о переговорах. Так они собирались отвлечь внимание русских в Можайске от подготовки к этому походу. И вот сейчас он, их гонец, стоит здесь вместе с пленными русскими, захваченными только что рейтарами.

Бачинский, повозмущавшись на рейтар, которые помяли его, сообщил затем ему, Ходкевичу, что русские не пустили его дальше Можайска.

– Они завернули меня назад! Сказали, что без государева указа никого не велено пропускать в Москву! А вот эти, – показал он на пленных русских, – сопровождали меня из Можайска. По наказу воеводы, того же Лыкова…

И самое главное, что смутило Ходкевича в рассказе Бачинского, это то, что Лыков, а с ним и все начальные люди Можайска уже пятый день ждут прихода его, гетмана. Приготовились. Укрепили город. Вокруг него, на дальних подступах, поделаны завалы, палисады[61], засеки, а сам город окопан глубоким рвом.

И это ударило по самолюбию Ходкевича. Он, хотя и закалённый в походах, почувствовал стыд, как бывало когда-то в юности. Его оскорбило то, что его переиграл какой-то князь Лыков.

– Иди, пан Любчик, отдыхай, – сказал он Бачинскому, не показывая вида, что его больно задело это сообщение.

Бачинский ушёл в роту Зеновича, при которой числился на довольствии.

Ходкевич же сел на коня и направил его в сторону роты Гонсевского, что встала рядом, в сотне саженей от его гетманской роты.

Там Владислав, спешившись, как и все гусары роты Гонсевского, что-то жевал, стоя подле своего коня. По его лицу, с блестевшими от возбуждения глазами, было заметно, что ему нравится такая тяжёлая и опасная жизнь, наполненная романтикой. И он, жуя что-то, активно жестикулировал, разговаривая с Яковом Собеским. Тот тоже увязался в этот поход, увлечённый королевичем.

Ходкевич, подъехав к ним, спешился, бросил повод уздечки коня в руки своему пахолику.

– Ваше величество! – обратился он к королевичу, подойдя ближе к нему. – Появились неприятные известия!

Он остановился, заметив, как насторожился королевич, только что весело болтавший что-то.

– Нас там, в Можайске, уже несколько дней ждут! – произнёс он с сарказмом. – И знают, с какими силами придём! На помощь Можайску идут из Москвы ещё полки! Сам же город хорошо укреплён. И взять его будет непросто. К тому же у Лыкова большой гарнизон…

Владислав, выслушав его, приказал собрать всех полковников. На совете, что проходил тут же, под открытым небом, в стороне от войска, прозвучали два приемлемых предложения: либо они идут и штурмом пытаются овладеть Можайском, либо уходят назад в Вязьму.

Ходкевич, обозлённый от провала этого похода, и чтобы скрыть присутствие в войске королевича, снарядил с письмом гонца в Можайск, к Лыкову.

«Ваша милость, пан Лыков! Как ты знаешь, мы стоим сейчас от тебя всего в четырех милях. А пришли воевать тебя, наказать за измену царю и великому князю Владиславу»…

Всю ночь войско простояло в поле, не расседлывая лошадей и не разжигая огня, с тревогой ожидая нападение.

Князь же Борис, получив письмо от Ходкевича, рассмеялся.

– Почитай-ка, Григорий, почитай! – протянул он это послание Валуеву.

Валуев, прочитав письмо, тоже рассмеялся. И он, и князь Борис, оба они хорошо знали Ходкевича. Ещё по тому времени, когда тот пробивался в Кремль, к Гонсевскому.

Знали они также, что так гетман пытается скрыть участие в этом походе королевича, о чём им донесли из Вязьмы задолго до начала этого похода.

* * *

И так прошла зима. В конце мая, когда уже окончательно просохли дороги, после весенних паводков, а затем и необычно сильных дождей, в Калугу, к князю Дмитрию, приехал Иван Колтовский.

– А-а, Иван! – холодно встретил его в приказной избе Пожарский.

Он уже знал, что тот приехал сменить Афанасия Гагарина. Того же Гагарина отзывали в Москву, чтобы затем направить на новое место службы. Князь Дмитрий знал также, что Колтовский бил государю челом, что ему быть с ним, с князем Дмитрием, невместно. И бояре, рассмотрев по указу государя местническое дело, вынесли приговор Ивану Колтовскому.

Приговор, выведя Колтовского на паперть у Благовещенского собора, зачитал Сыдавный.