Преодоление

Князь Григорий и раньше, бывая у него, удивлялся способности Третьякова устраиваться. Размах проявлялся у того и в обстановке его палат, окружающего быта… Большая палата, роскошный стол, длинный, из дуба, под дорогой бархатной тёмно-синей скатертью. Такие же массивные дубовые неподвижные лавки, коники, покрытые цветастым шёлком. И шкатулки, полно было ларцов, с секретами, больших, пузатых, с серебряными полосами и пластинами из яшмы и малахита… А стены!.. Таких, обтянутых персидской камкой, не было даже во многих палатах дворца, у государя… А у Петьки Третьякова были…

«Да-а, умеет жить!» – с завистью подумал князь Григорий. Вообще-то, он терялся в догадках, откуда у Третьякова, при его-то окладе, деньги, чтобы вот так роскошествовать, обставлять свои палаты… «Ворует!» – мелькнуло у него, уже ставший расхожим обычным источник неизвестных доходов… Сыски были и у него, у Третьякова… Но тот всегда оказывался чист!.. Никто не знал, откуда у него всё это берётся…

Они выпили, закусили солёными грибками. Они тоже были у дьяка всегда в наличии, на всякий случай. Разговорились о сегодняшних делах, интересующих обоих.

Князь Григорий рассказал, как был побит Сагайдачным под Каширой, на Оке, при речке Осётр.

– Сволочь он! Твой Сагайдачный!.. Паскуда! – стал ругаться Третьяков.

– Что он тебе-то сделал?! – удивился князь Григорий. – Ты тут сидишь, а он там! – махнул он рукой неопределённо куда-то за стены приказной палаты.

Третьяков посмотрел вопрошающе на него. Затем, сообразив, что Волконский не знает всего, хотя крымские дела касаются его напрямую, стал рассказывать ему подробности.

– Он, Сагайдачный, захватил посланников, которые ехали в Крым, к Джанибек Гирею!

– А кого?

– Степана Хрущёва! Ты же его знаешь! А с ним был дьяк Сёмка Бредихин! Везли поминки [66]в Крым!

– Большие?

– Да, немалые! Если перечесть на деньги – восемь тысяч четыреста шестьдесят семь рублей!

– О-о! – промычал князь Григорий.

Такие поминки не возили в Крым, считай, со времён Бориса Годунова. И вот их потеряли по дороге. И это дело возникнет обязательно на переговорах с крымцами. Джанибек Гирей потребует прислать новые. А государь Михаил Фёдорович откажет… Придётся искать предлог, ему, князю Григорию, объясняться перед крымцами. С тем же Ибреим-пашой Сулешевым. И предлог надо продумать заранее, чтобы не попасть впросак. И он должен быть веским, простым и понятным даже татарам… Найти, его надо найти…

– И я предвижу, что хан потребует прислать новые! – заговорил Третьяков, в унисон его, князя Григория, мыслям, как будто прочитал их.

Вообще, он, Третьяков, головастый, шёл в мыслях на шаг впереди многих бояр и тех же дьяков. А что уж говорить о такой мелкоте, как подьячие или боярские дети.

– Вот и представь – какие потери-то! – продолжил Третьяков…

Как он и предвидел, действительно, осенью, в октябре, шёл 1619 год, из Крыма по этому делу приехали гонцы. Их устроили на Крымском дворе, за приставами: чтобы, упаси боже, не могли встретиться с послами или гонцами из иных стран…

Третьяков вызвал князя Григория в Посольский приказ.

– Тут прикатили гонцы! От твоего друга, Джанибек Гирея! – ехидно ухмыляясь, начал он. – Вот давай, надо выкручиваться! Пока их держат взаперти, под наблюдением. Сейчас их спаивают. Денька через три созреют… И точно, уже известно, с чем они приехали-то! Пристав Ивашка напоил их в первый же вечер и выведал!.. За поминками, прошлого года! Те, что своровал твой Сагайдачный! – уже привычно приписал он и того к нему, к князю Григорию.

Князь Григорий пропустил мимо ушей эту очередную шуточку думного дьяка.

– По твоей это части, крымской! – продолжил Третьяков. – Вот ты и подумай, что им сказать, чтобы отвязались!.. Но сердить хана не следует! Надо ухитриться: поминки не дать, повторно-то, и врага не нажить! Да и погляди в делах приказа: не было ли перебора в прошлом с поминками-то! Может, в который год дважды посылали!

– Угу! – согласился князь Григорий, хотя и не нравилось ему, что Третьяков учит его, как маленького, как вести себя с крымцами.

– Всё! Стоим на этом твёрдо! – подвёл итог их разговора Третьяков…

На приёме крымских гонцов князю Григорию пришлось изворачиваться одному. Третьяков, попросту говоря, бросил его.

– Справишься, – буркнул он и, как обычно, скоренько смылся куда-то по своим срочным делам.

Князь же Григорий не стал откладывать встречу с гонцами. Продумав всё основательно с ответами на всякие хитрые вопросы и требования крымцев, он встретился с ними.

Перед ним предстали гонцы: два татарина. Один в возрасте и, похоже, ушлый, а другой, его напарник, был молодой, зелёный и глупый.

Так решил князь Григорий, когда увидел их, посчитав, что ухо надо держать востро с тем, что был уже немолод.