Только после этого ввели в палату посланца. Тот оказался молодым человеком среднего роста, подтянутый. Кафтан и шапка из сукна среднего качества сидели на нём ладно. Вошёл он вместе с приставом.
– Боярский сын Богдан Дубровский с грамотой от митрополита Исидора! – вежливо, с достоинством представился он.
Вынув из кожаного чехла грамоту, он подал её Юдину. Дьяк, приняв её, передал Пожарскому. Князь Дмитрий положил грамоту на середину стола, между собой и Трубецким. Так он подчёркивал этим, что они сообща вершат дела.
Спросив посланца о дороге, как доехал, хорошо ли, он пригласил его сесть на лавку, в стороне. Тот сел.
Князь Дмитрий кивнул головой Юдину. И дьяк, взяв грамоту, стал зачитывать её.
Митрополит сообщал последние новости о шведском королевиче. Тот-де уже выехал из Стокгольма и на днях, мол, будет в Выборге.
– Скорее бы! – воскликнул кто-то из воевод.
Дьяк, зыркнув сердитым взглядом на крикуна, дочитал до конца грамоту, положил её обратно на стол, между Трубецким и Пожарским, отошёл к своему месту и сел.
Гонца отпустили: чтобы не было чужих при обсуждении этого известия.
– Что он тянет-то! – заворчал Хованский. – А то передумаем с призванием!
– Ты что, Иван Андреевич! – удивился Кузьма этому. – Ещё и против шведов воевать?!
Кузьма был человеком практичным. Разорительна война, бесприбыльна. И ему было непонятно, почему дворяне воюют…
– Не устоим против двоих-то! – с сомнением в голосе произнёс Пронский, покачал головой, о чём-то словно раздумывая.
Пожарский заметил, что с шведской стороны надо устроить мир. В этом он считал целесообразность призвания шведского королевича.
Воеводы и атаманы разговорились.
Пожарский слушал, ждал, когда выскажутся все: может быть, будут и дельные предложения.
– Владислава не выбирать! – вдруг выкрикнул кто-то из атаманов Трубецкого.
Его поддержали другие атаманы, намеренные бороться с польским королём, с его сыном.
Когда это решение сообщили Дубровскому, тот обрадовался. Это то, с чем он тут же хотел отправиться в Новгород, чтобы сообщить тому же воеводе, князю Ивану Одоевскому, и митрополиту Исидору. Но Пожарский велел задержаться ему, пока не будет решен на соборе «всей земли» вопрос о призвании королевича.
Как-то раз князь Дмитрий встретился со свояком, Иваном Хованским. Они поговорили о походе под Вязьму. Обсудив дела, они перешли к другому.
– Как там Даша-то? – спросил князь Дмитрий Хованского.
– Да ничего. Живёт. Сына растит, Ивана.
– Сколько же ему лет? – соображая, промолвил князь Дмитрий.
– Да уже пять годков. Весь в отца, в Никиту.
Князь Дмитрий засопел… Не одобрял он многого в зяте, в Никите, раньше, в кою пору тот был жив. И сейчас вспоминал его редко.
Князь Иван Хованский, хотя и был старше Пожарского, но за вот это время, под его началом в ополчении, стал уважать его, подчинялся ему без особого над собой усилия.
– Послушай, – начал князь Иван, с чего-то стал серьёзным; он собирался поговорить с ним о важном деле. – Я говорил как-то, по случаю, с Семёном Прозоровским. Многие дворяне, стольники и дети боярские своё слово сказали…
Он остановился, переходя к главному:
– И хотят они видеть тебя на Московском царстве!
Князь Дмитрий сделал отстраняющий жест рукой.
– Постой, постой! – воскликнул Хованский. – Не всё ещё я сказал тебе!
Он помолчал, собираясь с мыслями. Он понимал положение свояка: Пожарский был всего лишь стольником. В родословной, по местнической лестнице, они, Пожарские, не поднимались тоже высоко. Вон сколько за ним тянется местнических тяжб. С тем же Лыковым дело не завершено. Князь Иван понимал также, что ни они, Хованские, ни Пожарские, не идут в сравнение с теми, которые сидели в Кремле, до последнего дня цеплялись за того же Владислава. Голос тех всё равно будет выше, услышан народом. Это их-то, заводчиков Смуты в государстве!..
Князь Иван не любил тех. Знал он, что и Пожарский тоже так думает. Ну, думать можно… Что из того-то?
Но его свояк был уж больно щепетильным в таких делах. Захочет ли он, решится ли выступить против тех… Там же Мстиславский! Ох, и тяжёл же князь Фёдор Иванович на подъём! Тяжёл! Как колода! Не сдвинешь с места! Загородил всем дорогу! Только Владислав по нему!..
– Дмитрий, это надо народу! Московскому государству!
– Народу? Хм! – усмехнулся князь Дмитрий. – А что надо народу-то? Кто знает?.. Иринарх не советовал мне то, на что подвигаете вы. Говорил, что с чистого листа надо государево дело начинать. А что это – чистое-то?! То и сам он, похоже, не знает.
– Тут казну собирают! На это дело! – гнул всё то же князь Иван. – Я внёс посильно! Князь Семён тоже! Дмитрий Петрович не отказал на это! Так что внеси и ты свою лепту!..
Дело с казной они решили. Князь Дмитрий знал, что деньги нужны немалые. На устройство выборных, корма для них, и подорожные тоже. Так можно было привлечь их на свою сторону, их голоса.
Весь декабрь прошёл в беспокойстве, в организации Земского собора.
И к концу месяца у Пожарского накопилась такая усталость, что он не выдержал и уехал на неделю в своё поместье, в Мугреево.