– Я зачитаю по этому поводу письмо митрополита Филарета! – начал он. – Он сейчас в плену, пишет, что не видит никого из своих, кто мог бы быть государём на Московском государстве! Сам же он признает государём только Владислава, которому целовал крест здесь, в Москве! И на той клятве стоит крепко!.. И пишет о том, чтобы московский государь обязался судить всякого человека судом истинным[21]
!..Шереметев зачитал письмо Филарета.
И Пожарский понял, что Филарет, наученный горьким опытом гонений Бориса Годунова, а затем Шуйского, боится боярского царя и не признает никогда выше себя никого из бояр и князей ныне живущих… Вот поэтому-то и его – истинный суд!..
После криков и многочисленных совещаний во фракциях решено было не выбирать никого из своих, из природных князей. Согласились с этим и те же земские, выборные из разных городов, сидевшие тоже своими кучками. Но они явно так и не показали, к кому же они пристают: к боярам и окольничим или к казакам.
Князь Дмитрий поставил это предложение на голосование. Проголосовали. Земцы, те, что были из разных городов, на этот раз качнулись в сторону бояр. Так казаки проиграли и этот раунд.
Дьяки быстро оформили это решение Земского собора и записали. А Юдин положил его на стол перед Пожарским.
Встав с лавки, князь Дмитрий взял документ и, откашлявшись, зачитал его.
– По велению собора «всей земли» решено не избирать на Владимирское и Московское царства из князей и бояр русских! А избрать прирожденного принца из иноземных, кого Бог пошлёт!..
– Господарского сына! – заволновались передние ряды земцев, и сразу же затихли.
На некоторое время, после того как Пожарский зачитал решение, в палате установилась тишина. Казаки не кричали, думали. Думали, похоже, и земские выборные. Не думали только бояре. Те знали всё заранее…
Кто-то слабым голосом из гущи тех же атаманов несмело выкрикнул кого-то… Там началась возня, послышались сдавленные крики. Казаки стали выталкивать из своих рядов вперёд попа, похоже, расстригу. Тот упирался… Но его всё же вытолкнули.
И тот, плюгавенький, с большой лысиной и реденькой бородкой, сразу оробел, как только оказался на виду у всех.
– Говори, раз казаки поддержали тебя! – обратился Пожарский к нему.
Расстрига хотел было что-то сказать, но ему отказал голос. Прохрипев что-то, он облизнул сухие губы, с трудом, раздельно, по слогам выдавил из себя: «Миха-ила… Ро-ма-но-ва…»
Закрыв рот, он постоял, затем так же робко отошёл назад, к казакам, и скрылся среди них.
И Пожарский понял, что этот расстрига, видимо, из тех, что обитались в Тушинском лагере, ещё при Филарете. По тому же, как принял Земский собор это предложение, он также понял, что поддержки Романовым здесь не найти. Романовых знали хорошо в Москве. Но земские выборщики, из тех же дальних городов, о них, Романовых, порой, не слышали даже. Казаки же легко откажутся от него. Слишком далёк был для них митрополит Филарет, патриарх Тушинский. Но дьяки знали его хорошо. Вот они-то и могут многое сделать для того, чтобы протащить мальца, Филаретова Мишку, на престол. Но им этого не позволят те же бояре.
У казаков больше не было кандидатур. И они, ожесточаясь оттого, что все их кандидатуры Земский собор отвергал большинством голосов, теперь собрались стоять за Мишку Романова до конца.
– А чем он не годен-то?! – послышались возмущённые крики из их среды. – Благочестивый!
– А сколько их, благочестивых-то, бродит по бедной матушке Руси! – неслось в ответ со стороны земских.
– Что не обитель – то благочестие! Хи-хи! – вторили им казаки, смеясь над своим же кандидатом.
Пожарскому и Трубецкому снова пришлось призывать всех к порядку, и земцев и казаков.
Вверх руку потянул с чего-то Иван Куракин. Ему дали слово.
Куракин встал, поправил на груди широкий пояс, перетягивающий длинный кафтан из яркой камки тёмно-синего цвета.
– Он молод! – резко, с вызовом, бросил он в сторону казаков. – А время сейчас не такое, чтобы государством управлять несмышлёнышам! Знать надо, что говорите! Только горло дерёте! – обозлился он и на атаманов. – О государстве же не печётесь!
Атаманы обиделись, казаки тоже. Они поняли, что бояре сейчас прокатят и этого их выдвиженца. Их, вообще-то, не очень тревожило, что на трон не попадёт тот же хотя бы Мишка Романов. Но вот что задевало по-настоящему, что злило тех же бояр и земских, так это то, что их здесь не принимали всерьёз. Те, по-видимому, всё так же считали их малыми людишками, «сиротами»…
– Что! Молод?! Ещё успеет постареть! – послышались насмешки из их среды. – Он же из рода знатного! Кто не знает боярина Никиту! Его деда!
– Вот был мужик – так мужик!.. Перевелись сейчас такие средь бояр-то! Ха-ха!..
Казаки явно издевались над боярами и окольничими.
Куракин безнадежно махнул рукой на казаков и сел на своё место рядом с Волконским.
Пожарский, переговорив с Трубецким и Мининым, поставил на голосование кандидатуру Михаила Романова.
Дьяки, пересчитав руки, объявили результат. Собор, земцы отвергли и эту кандидатуру.