– Иван, надо уходить из города, – заговорил Бурба, когда они, оставив Марину с Казановской, вернулись в воеводскую избу. – Прорываться в степь! Ахтубой пойти, ногайской стороной! Там пристанут к нам ещё казаки. Здесь-то мы отрезаны от всех…
Заруцкий согласился с ним. Теперь, действительно, оставалось только это, когда ему донесли, что терские казаки не пошли за ним, повязали его атамана, Федьку Черного. И тот же Васька Хохлов уже подступил к Астрахани, овладел учугами[35]
, отогнал табуны лошадей, подготовленные им, Заруцким, для похода.«Ах, ты сукин сын! – зло мелькнуло у него о Ваське, брат которого, Иван, верно служил ему, ходил даже до шаха. – А этот – боярский сосунок!»
– Вы вот что, – созвав атаманов, начал он отдавать им распоряжения. – Соберите всех казаков и доведите до них, что сегодня ночью будем прорываться из крепости. Надо добраться до судов… Вот паскуда! – снова прошёлся он насчёт Васьки Хохлова.
Тот лишил их лошадей, и у них остался только один выход – уходить водой. Но и к судам им сильно стеснили путь. И за них, за струги, придётся здорово драться.
Атаманы разошлись от него. Ближе к ночи Бурба, обойдя и проверив сборы во всех станицах, вернулся назад в воеводскую.
– Всё готово! – сообщил он Заруцкому. – Ждут твоего сигнала!
– Ты, Антипушка, бери-ка на себя наших баб: Марину с Барбарой и кормилицу с царевичем. И будешь при них до тех пор, пока не пробьёмся к стругам. Да возьми для этого дела десяток крутых казаков. Лады?
– Ладно, – угрюмо пробормотал Бурба, недовольный, что Заруцкий приставляет его в сторожа к царице. – Тут Джан-Арслан с ногайскими аманатами липнут к нам. Говорят, нельзя им здесь оставаться, побьют-де их царские люди или свои же, ногайцы.
– Хорошо, пусть идут с нами. Лишь бы не мешались под ногами! А ты не бурчи! – сказал Заруцкий ему. – Сейчас самое важное – вывести отсюда Марину с её бабами и монахами! И ты должен понимать, что без неё нам никуда! Царица ведь!.. Без неё мы шайка воровских казаков! На неё же вон даже шах клюнул! Хм! – усмехнулся он.
Этой майской ночью, с двенадцатого на тринадцатое мая, под Лукерью-комарницу, им удалось прорваться к судам. Захватив их, они пошли вверх по Волге. За день они ушли от Астрахани на два десятка вёрст. К ночи в их стан, раскинувшийся на берегу протоки Малой Балды, на Ногайской стороне, из Астрахани пробрался посадский, их тайный человек, сообщил, что Хохлов вошёл с терскими казаками за стены города. С верха же реки идёт государева рать, и уж очень велика…
Заруцкий, выслушав молча эти известия, отпустил его.
Взвинченный неудачами за последнее время, он вышел на берег протоки.
Стояла темная майская ночь. На реке было тихо, тепло. О чём-то таинственном шептал камыш, напоминая ему былое… И у него заныло сердце о прошлом, о беспечной жизни воровским атаманом. Счастливое, бездумное было время. Вот здесь же, на этой вольной реке, когда-то он ходил на байдаках грабить купчишек. А теперь эти же купчишки, собравшись всей Астраханью, ставят на него капканы, как на зверя, зло подумал он, возвращаясь к действительности.
Стряхнув с себя апатию, он вернулся в шатёр, велел Бурбе собрать на «круг» всех атаманов.
Атаманы, собравшись, сели у костра по старинке, как бывало когда-то на этой вот реке, когда коротали ночи и в скуке травили всякие небылицы. Сейчас же было не до сказок, думали. Говорили мало, понимали, что нужно найти выход. Он должен быть простым.
– К морю надо идти, – сказал Заруцкий под конец сходки, когда, казалось, перебрали все варианты спасения. – Там, в плавнях, затеряемся. Есть где спрятаться, пересидеть, накопить силы.
Или уйти на Яик – предложили атаманы.
Весь день казаки готовились к прорыву на юг, через астраханские заслоны. Они обшили досками борта стругов, чтобы за ними можно было укрыться от стрел и пуль. В ход пошли и шубы, оказавшиеся в тайных мешках у казаков, чтобы тушить огонь, если струги загорятся от зажигательных снарядов… Что тут держаться за каких-то соболей или бараньи шубы, когда дело идёт о жизни, слышалось по станицам…
С острова, со стана, они снялись так, чтобы к Астрахани подойти в сумерках.
К Астрахани они подошли в середине ночи. Их обнаружили сразу же. Пройти незамеченными по реке двум десяткам стругов делом было немыслимым. Надежда была на то, чтобы их заметили как можно позже.
Раздались первые выстрелы!.. И река вскипела под ударами вёсел… Крики, брань, и гнутся вёсла за бортом… Они устремились мимо крепостных стен, изрыгающих из темноты огонь из пушек, вслепую, на головы своих же и мятежных казаков…
У Треньки Уса первого на струге снесло ядром в воду несколько человек. Оказался в воде и сам Тренька. Но он вскарабкался на струг к Бурбе. А его струг без мачты поплыл, покачиваясь на волнах, без руля и парусов…
– Вперёд, вперёд! Раз-два!.. – кричал и кричал Бурба гребцам у себя на струге, в такт ударам вёсел.
Рядом с их стругом изредка выхватываемые из темноты бликами факелов вниз по реке неслись другие струги.