«А вот Его на всех хватало, Он всех жалел, значит и мы, его рабы нестоящие, должны всех жалеть. А о хлебе не беспокойся, давай лучше помолимся, Господь и нас с тобой не забудет». И действительно, стоило старцу помолиться, как тут же кто-нибудь и появлялся. Еды принесёт, и спрашивает меня, что, мол, ещё из продуктов прикупить. Я тут же списочек составлю. Хочется, конечно, побольше всего заказать, да, бесполезно, через пару дней опять «на молитву становись», есть-то что-то надо.
У старца была привычка вставать в три часа утра. Мы с ним вдвоём спали на надувном матраце. Дед маленький был, я у него в ногах помещался. Проснётся утром и меня ногой будет: «Вставай, Витенька, молиться надо». «Я не монах, сам и молись, я на кухню пойду досыпать». «Нет-нет, Витенька, я молиться буду, а ты только покади». Я кадило разожгу, а отец Никита кадит, да так, что дым глаза ест, и начинает записки читать. Он их уже раз по сто прочитал, а всё читает и читает. И так каждую ночь. Думаю, что делать? Замучает меня старик. Стал я потихоньку от него записки прятать и во дворе сжигать. «Да ты не смотри на меня так, — это он мне, — я уже в этом давно покаялся. Ты сам попробуй со святым человеком пожить, с ума сойдёшь».
Бывали мы с ним в Москве в разных храмах, в основном отцы плохо нас принимали. Ревность начиналась, старца многие верующие знали, и как увидят, так и бегут к нам, а отцам обидно было. Вот только к отцу Т-ну в Ср-кий монастырь приедем, ему докладывают, он сразу к нам. В первый раз подошёл к старцу, ему руку поцеловал, и мне. Я не ожидал такого, и потом всякий раз за старчика прятался, чтобы у меня руки не целовали. При мне посещал старца уже покойный, о. Иероним из Санаксар. Я их тогда никого не знал, это потом уже в книжках на фотографиях узнавал и по подписям имена запоминал.
Четыре месяца я вместе с отцом Никитой прожил, и собрался он помирать. Послал меня отправить телеграммы по девяти адресам, чтобы приехали к нему те, с кем он ещё в горах Абхазии в пятидесятые подвизался. Перед смертью его парализовало на левую сторону. Я прихожу с рынка, вокруг него бабки сидят плачут. Он меня увидел, обрадовался: «Как хорошо, что ты пришёл, гони их всех, не хочу при них умирать».
Я его ещё в туалет успел сводить, в постель уложил. Лежит он, и представляешь, в этот самый момент к нам приходят и говорят, что деду паспорт принесли, первый его в жизни паспорт. Он ведь всё по горам, да по квартирам чужим жил, паспорта своего никогда не имел. Я говорю: «Батюшка, паспорт тебе принесли, что с ним делать»? Старчик усмехнулся: «Да зачем он мне теперь, Витенька, брось его, мне уже на небесах прописка нужна». Так он к нему и не притронулся. Потом замолчал, вздохнул, и словно уснул.
Отец Никита так выбрал момент послать вызов на похороны, что никто из его друзей уже не застал старца в живых. Приехали семь монахов и две монахини. Помню, первым пришёл о. Р-л (Б-ов), они с моим старчиком, ещё в Абхазии, вдвоём в одной пещере много лет прожили. Маленький такой женоподобный, заходит и весело кричит: «Ну, ты и хитрец, Никита, ушёл-таки первым. Всех нас вокруг пальца обвёл». Запомнилось, что все, кто приезжал, здоровались со мной, как со старым знакомым, и называли меня по имени.
Прошло несколько дней со дня похорон отца Никиты. Я на своём веку много смертей повидал, и эта, да такая мирная, меня никак не задела. Помню, иду по Москве, в районе Речного вокзала, и вдруг, ни с того — ни с сего, мне так стало плохо. И не могу понять, что со мной. Думаю, надо немедленно выпить, известно, это же лучшее средство от всяких непонятностей. Выпил, а не помогает. Такое чувство, словно рвут меня на части только изнутри, душу разрывают.
И, сообразил ведь, помчался в Ср-ий монастырь к отцу Т-ну. Он увидел меня, и сразу всё понял. Не говоря ни слова, завёл в храм и оставил в нём на ночь. И я здоровый сильный мужик проплакал до утра. Никогда со мной такого не было. Утром пришёл в себя, а я монашеской безрукавкой укрыт. Это о. Т-н, ночью ко мне приходил и своей безрукавкой накрыл, так она у меня и осталась. Спрашиваю его: «Батя, что со мной»? Он мне объяснил: «Благодать от тебя отошла. Когда ты со старцем жил, ты же в его благодати, как в речке, купался, а сам того и не замечал. Я тебе руку не зря целовал, ты причастником святости был. А теперь та благодать, что он стяжал, после его смерти тебя покинула. И ты ещё долго в себя приходить будешь». Он подозвал кого-то из монахов, указал на меня и говорит ему: «Когда бы ни пришёл, открывай ему храм».
Много тогда, после смерти старца, я глупостей натворил, одно время пил как сумасшедший. Ребята мои меня даже на дачу вывозили, пристегнут наручниками к батарее, и пить не дают. А потом вижу, во сне приходит мой старец и говорит: «Не бросишь пить, Витенька, помрёшь как муха, а я в тебе ещё тогда священника разглядел». Поверишь, проснулся и чувствую, не хочу пить, и вот уже, сколько лет этой заразы в рот не беру.