Потом привезли меня в Оптину к отцу И-и. До сих пор он меня ведёт, и на священство благословил. Перед рукоположением, во сне снова отца Никиту видел, что говорил он мне, не помню, только очень уж он доволен был. И сейчас вспоминаю его слова, что говорил он мне в Королёве, ведь всю мою жизнь старец наперёд прочитал.
Вспоминается то время, смешно и стыдно, как ходил по Оптиной с сигаретой в зубах. Стою у келии отца И-и жду его и курю, монахи мимо идут, и поверишь, ни один мне замечания не сделал. Потом уже, через год, я через «штрафные» поклончики и говорить без мата научился и вести себя как церковный человек, а тогда сделай бы мне кто замечание, я бы тут же развернулся и уехал.
Повезло мне, отец, что пересеклись мои пути с такими людьми. Никак поначалу не мог понять, за что меня Господь из зверя в ангела обратил, а потом понял, что неправильно вопрос ставил, нужно спрашивать не за что, а зачем? Теперь ко мне столько моих бывших сослуживцев приезжает. Ты не смотри, что они такие большие и сильные, на самом деле они очень ранимые, и не каждому могут открыться. А мне верят, ведь я же один из них, правда, теперь только уже не тело, а «душехранитель».
Острова
Мой друг, отец Виктор, лет десять назад опекавший в подмосковном Королёве отца Никиту, как-то рассказал мне об одном забавном случае, связанном со старцем. Однажды батюшка, обращаясь к своему помощнику, тогда ещё просто Виктору, попросил: «Витенька, хочется мне старику в баню съездить, в парилке попариться, давно в настоящей баньке не был». «Да без проблем,— отвечаю».
Выбрал время, когда в одной известной мне бане людей бывает немного, и повёз туда старика. В бане действительно было малолюдно, и в основном пенсионеры. В отличие от остальных, отец Никита полностью не раздевался. Завернулся в простыню и направился в парилку.
В самой парилке на нижнем полке сидело несколько крепких молодых парней. Я намётанным глазом определил, что, скорее всего, это «братки». Сидели они раскрасневшиеся от пара, в парилке было жарко. Я думал, что батюшка последует примеру молодых и тоже немного посидит внизу, а минут через пять выйдет, но не тут-то было.
Отец Никита, не смотря на свой весьма почтенный возраст, забрался на самый верхний полок. Лежит и просит меня: «Витенька, дружочек, плесни на камушки, добавь парку, а то мне старику зябко», и улыбается. Всем жарко, а ему зябко. «Ладно, — думаю, — добавим», раз добавил, два добавил. Жара невозможная, братва шапки понадевала, рукавицы, а всё равно не выдержали и, как пробки, повылетели из парилки. Я то входил, то выходил глотнуть свежего воздуха. Ребята смотрят на меня с удивлением: «Что за дед такой»? Я ещё забыл сказать, у старца на шее на простой верёвке куча крестиков висела и образков, много, килограмма на два весом. Видимо, как кто-то дарил ему крест на молитвенную память, так он и надевал его на себя и носил, словно вериги. Мало того, что в парилке жарко, так ещё и такая «цепь» на шее. Ведь металл разогревается, и начинает тело печь.
Наконец, оставшись в парной в одиночестве, старец с видимым удовольствием надышался горячим воздухом, а потом вышел к нам. Восхищённая молодёжь, не зная, кто мы, принесли нам по кружке пива в знак «глубокого уважения». Правда, батюшка пиво пить не стал, а я, как лицо к нему приближенное, «испил чашу славы» за нас обоих.
Уже как домой ехать, спрашиваю: «Дед, как ты такую жару терпишь? Мы вон, молодые, а из парилки все убежали». «Опыт, Витенька, даже отрицательный опыт приводит к навыку. Много лет назад, когда я был таким, как ты, отбывал срок в одном из концлагерей недалеко от Магадана. Охраняли нас солдаты. Представь, какая у них была служба, охранять народ от его врагов, и в первую очередь от нас, людей верующих. Почему-то отношение к нам со стороны охраны было самое отрицательное, даже к ворам и убийцам они относились человечнее.
Напьются солдатики, хочется как-то развлечься, а что придумаешь кругом вечная мерзлота, никаких селений, и сплошная тундра. Вот и придумали они нас, священников да монахов, в бане парить. Набьют нами парную, как селёдок в банку, и греют её. Хорошая была парная, разогревалась наверно градусов под 150, а то и больше, благо угля хватало. А сами ждут, под дверью, когда мы кричать начнём. Хочешь выйти, выпустят. Кричи, что Бога нет, и иди. Так они сперва всех сердечников убили, потом стариков укатали, больных и слабых, а мы, молодёжь, выжили. Так что научили меня, Витенька, париться. На всю оставшуюся жизнь, научили».