Преодоление

Проделанный фокус с коротким замыканием так воодушевил бездельников, что пробки в нашем классе стали гореть каждый день. Неутомимый Куница старался вовсю. Он учился в одном из параллельных классов, и был из числа тех, о ком говорили, что по нему давно «тюрьма плачет». Его боялись все, не то чтобы он был очень силён и смел, но говорили, что этот пацан мог, недолго думая, и нож достать, да и в одиночку его никто никогда не видел. Возле него неизменно кружилось ёще трое-четверо таких же шпанюков. Даже старшеклассники с ними не связывались. Куница говорил мало, не помню, чтобы он кому-нибудь угрожал, он просто молча бил, и если ему нужна была помощь, то вслед за ним на жертву набрасывалась вся их ватага.

Учителя устроили слежку за нашим классом, но уследить за хулиганом не могли. Однажды, по стечению обстоятельств, я остался на перерыве в классе, и в этот момент прошмыгнул Куница и, как обычно, закоротил розетку. Только он убежал, как влетает к нам учительница и кричит мне: — Кто это сделал!? Немедленно отвечай! Я огляделся по сторонам и обнаружил, что в классе кроме меня никого нет. И учительница понимала, что именно я был единственным свидетелем происшедшего. Разумеется, я сделал удивлённое лицо и солгал, что не знаю этого человека. — Не знаешь, ну что же, зато я наверняка знаю, что это всё проделки Куницына.

Да, учительница попала в самую точку, только она не учла, что свидетелей нашего с ней разговора не было, и когда репрессии пали на голову хулигана, весь класс решил, что это я «сдал» учителям юного Робин Гуда. Вот тогда-то мне и пришлось испытать на собственной шкуре, что значит быть отверженным. Со мной перестали разговаривать, и были даже ребята, которые специально следили, чтобы со мной никто не общался. А одна из девочек в эти дни, как-то подошла ко мне, и, назвав меня «иудой», плюнула в лицо. Никакие мои попытки оправдаться в счёт не принимались. Почему-то, сделать больно, мне старались именно те ребята, кого я пускай и не считал своими друзьями, но к кому, всегда относился с неизменной симпатией.

Была ещё одна причина плохого отношения ребят ко мне. Дело в том, что большая часть моих одноклассников происходила из семей, в которых отцы косвенно или напрямую подчинялись по службе моему отцу. Батя мой был ещё тот служака. Я реально стал привыкать к нему только тогда, когда он уже вышел на пенсию, а до того я его практически дома-то и не видел. Болезненно честный и преданный армии человек, он и от своих подчинённых требовал такой же самоотдачи, а это нравилось далеко не всем. У моего отца был абсолютный авторитет, его уважали все, но мягко говоря, не любили. Мужчины приходили домой, и в разговорах на кухнях жаловались жёнам на моего батю, а дети всё это слышали и, понятное дело, им хотелось отомстить. А кому они могли мстить, только мне, поэтому драться приходилось часто. И ладно бы, если по-честному, один на один, так ведь порой подкупали ребят из старших классов, и тогда мне приходилось совсем худо.

И случай с Куницей не преминули использовать. Короче говоря, уже на следующий день я увидел его, идущим ко мне навстречу. Он, без лишних выяснений сходу ударил меня по лицу. Честно скажу, боялся я его, и раньше сторонился их компании, а теперь совсем страшно стало. И так весь класс от меня отвернулся, а здесь вдобавок ещё и Куница с дружками. Когда он приходил меня бить, сбегался весь класс и, окружив нас, с интересом, словно в цирке, наблюдали за экзекуцией. И никто за меня не заступился, ни разу. Все переменки, и особенно возвращение домой из школы превратились для меня в муку, я вынужден был постоянно прятаться и заранее продумывать пути отхода.

В нашем классе учился мальчик, Серёжа Мод, он пришёл к нам совсем недавно. Я так и не понял, кто он по национальности, но видимо в его жилах текла и южная кровь, потому, что в отличие от нас Серёжа уже во всю брился. Его плечи развернулись и налились силой, и он больше походил на молодого мужчину, чем на ученика седьмого класса. И вот однажды, сразу же, после очередного моего избиения, он вдруг подошёл ко мне и незаметно шепнул: — Не бойся Куницу, дай ему, а дружков, если что, я беру на себя.

Серёжа, дорогой мой, никогда я тебе этого не забуду. Словно крылья выросли за моей спиной, и я побежал догонять моего палача. Тот уже возвращался по коридору в свой класс походкой уверенного в себе человека, делающего грязную, но необходимую работу. И когда я догнал его, и резко развернул на себя, то от удивления у него открылся рот. И вот в этот самый рот из всех своих сил я послал первый удар, а потом бил его, Господи, как же я его бил. Никогда, ни до, ни после мне не приходилось так бить человека. Потом, вспоминая те минуты, я понимал, что бил его с чувством огромной радости и даже счастья, вмещая в несильные, тогда ещё удары, весь свой страх, всю свою обиду за всю ту неправду, которую учинили со мной мои товарищи. Но, так некстати прозвенел звонок, и учителя с трудом оторвали меня от его тела. А я не мог насытиться.