Преодоление

Зато в первой роте их было полно. Уже после того, как они ушли от нас, я был в наряде помощником дежурного по части, а дежурил взводный из той же роты. Вот он мне и говорит: — Какая рота была: не рота, а чудо. 150 человек и из них 150 стукачей. А я как раз из этой роты накануне земляка выручил, у него шинель пропала, а им нужно было уже на стажировку ехать, как раз в осень, так он у меня её попросил на время, потом, мол, заедешь, заберёшь. Я как услышал откровения взводного, так сразу и понял, не видеть мне больше моей шинели, раз он уже здесь подличал. Значит и там обманет. Так оно всё и вышло.

Однажды смотрю, идёт наш особист, капитан Лобков. Проходит мимо меня и чуть слышно произносит: — В четыре жду тебя в кабинете. Визит к Лобкову ничего хорошего не предвещал. Когда я к нему пришёл, тот достаёт моё личное дело: — Дьяченко, я смотрю, у тебя отец достойный человек, надеюсь, что и его сын нас не подведёт. Я пообещал, что не подведу. Тогда он стал называть мне фамилии моих товарищей. Просил дать им характеристики. Я старался быть объективным, но характеристики дал на всех положительные, включая тех, кто мне и не был особенно симпатичен. Капитан поморщился: — Мне здесь не нужны твои панегирики, ты мне лучше конкретно расскажи: о чём шепчутся между собой курсант Иванов с курсантом Петровым? — Так откуда же я знаю, о чём? Они же шепчутся. — Плохо Дьяченко, нужно исправлять ситуацию. С сегодняшнего дня ты должен стать их другом, шептаться с ними, воздухом с ними одним дышать. А потом, об их разговорах мне докладывать.

И всё это офицер предлагал тогда ещё почти мальчику, выросшему на романтике «Трёх мушкетёров», которому сама мысль о предательстве была нестерпима.

— Дьяченко, а домой, наверно хочется съездить? Вот, будешь исправно выполнять мои поручения, съездишь, а нет, так до конца учёбы здесь в лесу и прокукуешь.

Не стал я становиться другом ни Петрову, ни Иванову. К капитану не ходил, а наоборот, стал его избегать. Идёшь по дорожке, а он тебе навстречу. А ты, вроде, как бы по делу спешишь и переходишь на другую сторону. Он всё прекрасно понимал, и однажды устроил мне разговор тет-а-тет. Меня неожиданно вне очереди, поставили в наряд в такое место, где я должен был находиться неотлучно. Вот здесь он ко мне и подошёл.

— Ну, что ты всё бегаешь от меня, Дьяченко? Не хочешь, значит, в отпуск ехать? Ладно, пускай другие едут. И мне хватило наивности ответить этому человеку: — А я выпускные на пятёрки сдам, и по закону поеду. У нас в учебке была такая договорённость, сдаёшь выпускные экзамены на отлично, едешь в отпуск. Особист мне даже ничего и отвечать не стал, просто повёл плечами, что наверно означало: «идиот», и пошёл.

Выпускные я действительно сдал блестяще, но перед объявление оценки за последний экзамен, в учебный класс зашёл мой «злой гений». Потом нам зачитали результаты. И я услышал: курсант Дьяченко — «удовлетворительно». Так было обидно. Когда мы выходили из класса я увидел его. Лобков стоял и ждал. Потом подошёл ко мне и улыбнулся: что, мол, съездил в отпуск?

Служить было тяжело, и в первую очередь, потому, что почти не было возможности пообщаться с кем-то, именно, что называется, по душам, а в армии это так важно. Любой собеседник мог оказаться потенциальным доносчиком. Точно так же, по этой же причине, мои товарищи опасались и меня. Мы не доверяли друг другу.

Всякий раз, когда кто-нибудь из ребят ехал в отпуск, мы, как правило, пользовались возможностью передать с отпускником письмо домой. Он доезжал до Москвы и опускал там корреспонденцию в цивильный ящик и таким образом наши послания миновали перлюстрацию. Обычно с такой оказией мы старались переслать фотографии. Их делали здесь тайком, поэтому фотки и изымали. Один раз вот так передали письма с очередным отпускником, а он взял и отнёс их «куда надо». Многих потом наказали. Я тогда думал про того парня, что ребят заложил, зачем? Ведь всё равно второго отпуска не дадут, по привычке, наверно.

Однажды в этой самой первой роте, уже перед их выпуском произошёл случай, над которым можно и смеяться, а можно и заплакать. В роте было пять учебных взводов, и соответственно пять замкомвзводов. Во время службы, понятное дело, между ними случались какие-то трения, недоразумения, а уже скоро разъезжаться. Не хотелось им увозить обиду друг на друга. Вот и пришли они все вместе к старшине и предлагают: — Старшина, всем нам скоро расставаться, надо как-то по-человечески проститься. Давай купим водочки и у тебя в каптёрке ночью посидим. Старшина поддержал и организовал стол. Посидели ребята, попросили друг у друга прощения, обнялись, расцеловались и довольные собой пошли отдыхать.