Преодоление

А мне иногда свеча напоминает человеческую жизнь. Вот свечка ещё только ставится на подсвечник, это всё равно, что молодой человек, только — только вступающий в самостоятельную взрослую жизнь. Вот свеча прогорела на треть, а человек успел создать семью, родить детей. Свеча уменьшилась на половину, и дети уже подросли, сами начинают оперяться и потихоньку покидать родительское гнездо. Свеча горит, и рождаются внуки, человек завершает своё рабочее дело и выходит на пенсию. Свеча догорает, а человек подводит итоги своей жизни. Рядом с его свечой догорают и гаснут другие свечи, уходят из земной жизни те, кого он знал, кого любил. Наступает время потерь, и через потери дорогих твоему сердцу людей, ты сам смиряешься с мыслью, что настаёт и твой черёд. Но подспудно ты поминаешь, что твой маленький оставшийся огарочек, где-то там, куда ты должен придти, подобно соединяющимся сосудам не уменьшается, а напротив, растёт. И твой конец здесь есть только начало горению иной, таинственной свечи, там, где они горят, уже не сгорая.

Вдруг слышу просящий мужской голос, скорее шёпот: «Батюшка, можно поговорить с тобой»? Я и не заметил, как ко мне подошёл этот человек, уже пожилой, но ещё с полной копной волос на голове, правда, совсем седых. «Я редко прихожу в храм, и скорее больше не верю, чем верю. Но вот зашёл. Жену я, батюшка, на днях схоронил», и человек заплакал. Потом, он, сделав усилие над собой, взял себя в руки и продолжил: «У нас было трое детей. Они, как и положено им, выросли, создали свои семьи, а мы с матерью радовались их успехам. И нам казалось, что так будет всегда, и мы всегда будем счастливы. Но пришла беда, первым погиб в Питере наш старший сын. Он пропал без вести, и это сразило мою Верочку. Её парализовало, но постепенно недуг отступил, и она стала вставать. Ноги плохо её слушались, отказала и почти уже больше не работала правая рука, и ещё я перестал понимать её речь, она только могла издавать отдельные звуки.

Наш зять, муж дочери, хороший человек, но после войны, у него появилась странность. Он полюбил смотреть на физические страдания живых существ. Дочка рассказывала мне об этих его странностях, но я как-то не предавал этому особого внимания. Ведь зять не пил, много работал, дом у них был полная чаша. Меня больше беспокоило её здоровье, молодая совсем, а сердечко, врачи сказали, как у старушки. С ней как-то дома вечером приступ случился, рядом муж был. Так он, поверишь, батюшка, — снова заплакал старик, — он несколько часов смотрел, как она умирает, а скорую так и не вызвал.

Я от Верочки скрыл смерть нашей доченьки, один хоронил, чтобы она ничего не знала. Боялся, что и жена умрёт. А она, видимо, поняла. Смотрит на меня, и вдруг как заплачет. Мычит, и я понимаю, что имя дочери мычит, а я тоже молчу и плачу.

Тогда жена перестала принимать пищу, лежит и молчит. Несколько дней так. Я говорю ей: «Если ты умрёшь, тогда и я на себя руки наложу». Она слушает меня, а потом поднялась и стала бить меня своими немощными кулачками, мол, не вздумай мне такое говорить. Но снова стала кушать.

У младшего неприятности в семье, с женой разошёлся, пить начал. Даже на похороны матери не приехал. Сестра жены, одинокая женщина, я её вызвал Веру хоронить, и она не приехала. «Смерти,— говорит, — боюсь». Обиделся я на неё тогда. А теперь она звонит и просится ко мне переехать. Тошно ей в одиночку доживать. Вот не знаю, что и делать? Что посоветуешь, батюшка»?

Как тяжело оставаться одному, особенно в старости. Я помню, у нас в храме была одна семейная пара, Сергей Сергеевич, и Лидия Николаевна Преображенские. Интеллигентнейшие люди. А как любили друг друга, всегда вместе, так умели заботиться друг о друге. Но время беспощадно, Лидия Николаевна ушла первой. Сергей Сергеевич ещё на два года пережил жену. Пока был в силах, старался подработать. Он был прекрасный инженер электрик, разбирался в схемах, мог их проектировать. К нему часто обращались за советом. Все деньги, что зарабатывал, Сергей Сергеевич жертвовал в храм на молитвенную память о супруге. Потом я уже сам приходил к нему домой, причащал, соборовал его. И вот все эти годы, исповедуясь, Сергей Сергеевич мучительно ощущал вину перед женой. Он вспоминал, даже в мелочах, как и где он мог её обидеть неосторожным или вольным словом, пристальным взглядом на другую женщину, словом всё, что могло вызвать боль в душе его дорогой Лидуши.

Вспоминаю этого старого человека, в окружении его дореволюционной мебели, которая досталась ему от родителей, коренных петербуржцев. На стене у него висела икона Спасителя, её 1915 году, родному дяде Сергей Сергеевича, вручил сам Государь, за умелое командование полком.

Старик приглашал меня приходить к нему просто так, посидеть с ним, попить чайку, но… наша извечная нехватка времени. Так и «не нашлось» у меня минутки пообщаться с таким человеком, о чём сейчас очень жалею.

И всё-таки, как несуразно смотрится старинная мебель в наших современных комнатушках.