Преподобный Максим Исповедник, его жизнь и творения

Прежде всего, он позволяет себе иногда чересчур увлекаться витийством, нисколько не заботясь о верности своих показаний исторической действительности. Так, например, он в гиперболических выражениях говорит о распространении монофелитства на Западе. [210] Далее, он мало стесняет себя требованиями точной и правильной передачи своих источников: он систематически опускает все точные даты и почти все хронологические показания источников [211] или передает их ошибочно. [212] Он постоянно опускает технические термины, исторические детали, [213] замалчивает, большей частью, имена различных исторических деятелей. [214] Источники свои он передает по местам весьма неточно и неопределенно [215] и иногда маловразумительно, [216] сокращения делает неуместные, вследствие чего у него получается неправильное представление о ходе исторических событий. [217] Мало того — источники принимаются им почти без критики, со всеми их ошибками (да и не все они собраны им и использованы), а пробелы и недостаток сведений о некоторых событиях в жизни преп. Максима заполняются малообоснованными догадками, высказанными притом категорически спокойно-эпическим тоном, [218] без указания на их гипотетическое значение.

Все это, конечно, сильно обесценивает Vita как исторический документ. Однако нельзя все же утверждать, что пространное житие не имеет для нас никакого значения и что автор его не заслуживает вовсе доверия. Несмотря на то, что наш биограф разделяет все недостатки византийской агиографии IX в., нужно все же признать, что при написании жития преп. Максима он не терял из виду и исторической задачи, старался найти истину и дать правильное и верное жизнеописание св. отца, для чего собрал много источников. Притом он, во всяком случае, не был невеждой, неспособным к историческим работам. Из его труда видно, что он был по тому времени хорошо образован, знаком с философской терминологией [219] и имел, по-видимому, познания и в классической литературе, которые не прочь был иногда выставить некстати [220] в своем труде. В общем, надо признать, что он не отступал от своих источников и не искажал их преднамеренно, и несомненно, что между Vita и теми документами, от которых она зависит, можно найти больше сходства, чем различия. Мало того, весьма важно то обстоятельство, что конфессиональная точка зрения автора Vita не отразилась на правдивости его в изложении исторических событий. Автор — человек религиозный (вероятно, монах), [221] по убеждениям — православный, и притом из ревнителей по вере. На монофелитство он, конечно, смотрит как на ἐναντία μοῖρα καὶ δόξα, [222] κακοδοξία, [223] lues, [224] и в характеристике ереси не щадит красок. [225] Все сторонники ереси [226] выставляются у него в невыгодном свете; религиозная политика Ираклия получает своеобразное неблагоприятное для него освещение. [227] Самое монофелитство представляется новшеством, появившимся вопреки господствовавшему в то время учению о двух волях и двух действованиях, которое разделяли и Сергий, и Ираклий. [228] Все это вполне понятно у автора — ревностного сторонника православия, но и для объективно-исторической оценки событий не может служить препятствием, тем более что точка зрения автора, по существу, является правильной. Отсюда, думается, можно утверждать, что «партийность» биографа не отразилась резко на историческом содержимом жития. То же нужно сказать и об отношении автора Vita к личности преп. Максима. Это отношение — благоговейно-любовное [229] — ни в коем случае не может служить основанием для того, чтобы заподозрить характеристику этого св. мужа в преувеличении (Ἀνὴρ γὰρ ἐκεῖνος οὐ μόνον βίον εἴχον ὑπερφυῆ, ἀλλά καὶ λόγον ἐπιτερπῆ, καὶ ἄθλησιν γενναίαν καὶ ἀπαράθετον). [230] В этом убедится всякий, кто прочтет его сочинение и прислушается к голосу древности. [231] Величественный облик преп. Максима все время сосредоточивает на себе внимание биографа, и этим, может быть, объясняется то обстоятельство, что он так мало занимается учениками преп. отца и впадает относительно них в исторические погрешности. Но, в общем, увлечение личностью преп. Максима не заставляет биографа уклоняться от истины: все лирические излияния автора Vita [232] сами собой выдают свое происхождение и, конечно, не могут быть смешаны с объективно-историческими сообщениями. Отсюда мы заключаем, что агиологический колорит пространного жития вовсе не лишает его исторической ценности, равным образом, ни в задаче, ни в личности, ни во взглядах автора нельзя найти ничего такого, что заставляло бы нас относиться к его показаниям с абсолютным недоверием. [233]

<Пользование в Vita «синаксарным источником»>

Теперь остается только решить вопрос, как биограф пользовался «синаксарным источником» в Vita II–VII, XXI–XXXVII.