Преподобный Максим Исповедник и византийское богословие

Указанная троечастная схема была применена преп. Максимом и к объединению трех законов — естественного, писанного и духовного. Сделано это было двояким путем — а) путем расчленения по троечастной схеме соответствующих элементов в каждом законе в отдельности и б) путем распределения по той же схеме всех законов вместе взятых. Первый прием оправдывался единством структуры всех законов. В этом предположении преп. Максим и находит свою любимую схему в каждом из законов^[648]. В частности, например, в естественном законе он достигает этого следующим образом. Четыре»естественных (родовых) добродетели»^[649], — эти основные элементы или стихии нравственной жизни, из которых созидается весь организм естественного закона, — разделяются им на практические: целомудрие и мужество, и созерцательные: рассудительность и справедливость. Первые сводятся воедино в кротости, вторые — в ведении. Эти обе добродетели в свою очередь объединяются в высшем единстве экстатической (мистической) любви^[650]. — Но рядом с выделением практических, созерцательных и мистических элементов в каждом из законов, объединение их можно было произвести другим путем, применяя указанную схему не к каждому закону в отдельности, а ко всей их совокупности. И этот прием не лишен основания. При самом общем обзоре содержания трех названных законов легко можно заметить, что по преобладающему в них элементу они удобно могут быть расположены в рамках троечастной схемы^[651]: в писанном законе на первый план выступает элемент практический^[652], в естественном — теоретический (созерцательный), в духовном — мистический. Располагая все три закона в таком порядке и устанавливая между ними отношения строгой последовательности, преп. Максим приводил их в такую внутреннюю связь, что они в своей совокупности могли составить единую цельную систему аскетики.

Так в соответствии с троечастной схемой определились три основных части аскетической системы преп. Максима: практическая философия ( , деятельное любомудрие)^[653], естественное созерцание ^[654] и таинственное богословие ^[655], или иначе: делание , созерцание ^[656] и богословие. Первое очищает человека от страстей; второе просвещает ум истинным ведением в созерцаниях: третье увенчивает его высшими мистическими состояниями. Делание и созерцание и подготовляемый^[657] ими экстаз и представляют собой важнейшие моменты на пути спасения человека, на пути восхождения его к Богу, уподобления Верховному Благу и Истине^[658] и конечного слияния с Ним в обожении. Это — моменты постепенного одухотворения человека, отрешения от страстей, от чувств, от самой мысли, и постепенного приближения к пучине Божественного бытия^[659].

На пути уподобления Богу человек должен, прежде всего, отрешиться от страстей, этих извращений его естественных сил^[660]. Понятно, почему. Нечистый не может приблизиться к Чистому, погрязший в страстях — к Бесстрастному, растлевающий естество — к Творцу естества^[661]. Ничто так не отдаляет нас от Бога, как страсти. Мы — враги Божий, пока пребываем в страстях4^[662]. Предаваясь веществу (миру) и плоти, мы отделяемся от Бога, а вместе с тем отделяемся из-за мирских вещественных благ^[663] также и друг от друга. Для спасения нам нужно оторваться от плоти и мира, чтобы объединиться друг с другом и с Богом6^[664]. Цель Промысла и всех заповедей в том и заключается, чтобы объединить всех в одном устремлении к Богу в вере и добродетели^[665].

Практическая философия

Возвышение к Богу начинается со стяжания добродетелей, вытесняющих собой страсти^[666]. Практическая философия и посвящена борьбе со страстями^[667] и усвоению добродетели^[668]. Если греховный закон плоти побуждал человека стремиться к удовольствию и избегать страдания, то практическая философия предписывает, наоборот, несение вольных трудов воздержания и терпеливое перенесение невольных страданий^[669]. Это несение трудов^[670], умерщвление плоти^[671], и составляет ее характерную черту. Оно имеет свой глубокий смысл, поскольку именно страдания уничтожают страсти (удовольствие) и служат к прощению грехов^[672]. В этих страданиях, переносимых по практической философии, точно так же проявляются промысла и суда^[673], как проявились они и в деле нашего искупления.