Преподобный Максим Исповедник и византийское богословие

Бесстрастие и ведение вместе приводят к величайшей добродетели — любви божественной: бесстрастие отрешает от мира^[728], ведение дает вкушение бытия божественного^[729], после чего возгорается благодатный пламень любви божественной^[730], который, возрастая постепенно и захватывая все силы души в одном устремлении к Богу^[731], доходит, наконец, до высших мистических состояний экстатического 'а ^[732]. Душа, отрешившаяся от мира и охваченная этой любовью, прилепляется к Богу и ничего не ставит выше Него^[733], и лишь в Нем любит Его творения^[734]. Как высшая добродетель, любовь охватывает все ведущие к ней добродетели, является одушевляющим их началом и животворной силой всей нравственной жизни человека. Она заключает в себе и веру и надежду^[735], и заменяет их собой как более сильное побуждение к нравственной жизни^[736]. По силе ее уже самоохотно, без всякого самопринуждения^[737], осуществляются все подвиги добродетели. Она охватывает и оживотворяет собой все виды подвижничества: любовь к Богу одушевляет воздержание, прогоняя всякие похотные страсти^[738]; любовь к ближним укрепляет кротость, изгоняя всякие проявления гнева^[739]. Включая в себе все добродетели^[740], любовь осуществляет и их общее назначение — она соединяет людей с Богом и друг с другом^[741], а исполняя это наиболее совершенно, она больше всех добродетелей ведет человека к обожению^[742]. Последнее, т. е. обожение, лучше всего осуществляется в том непосредственном соединении с Богом, которое достигается высшим парением любви в 'е. В порыве страстной любви к Богу, в высоком мистическом восторге, душа в священном исступлении, в экстатическом состоянии, сливается с Богом^[743]. Так обнаруживается лучшее свойство любви — приводить к Богу все, что произошло от Бога^[744].

Естественное созерцание

Таков путь подвижника–практика, который, не имея склонности сосредоточиваться на созерцании, по прохождении практической философии находит себе упокоение в высших мистических состояниях любви. Но для ума созерцательного открывается широкая область естественного созерцания. Оно составляет вторую и высшую стадию развития после практической философии^[745]. Если делание врачует душу от плотского самолюбия, , то созерцание избавляет ум от духовного неведения, ^[746]. Это уже дальнейший шаг в приближении к Богу^[747], приготовляющий к непосредственному мистическому слиянию с Божеством. В созерцании достигается просветленное равноангельское состояние ума^[748], и дается сила духовного созерцания всего бытия^[749]. Созерцание не есть какое-либо философское упражнение; оно — дар благодатного озарения^[750], дар, получаемый лишь по достижении бесстрастия^[751] и раскрывающийся, как все дары Св. Духа, лишь по мере духовного совершенствования^[752]. Подготовляемое практической философией^[753], созерцание, естественно, никогда с ней не порывает, а напротив, стоит в тесной связи с ней^[754], постоянно поддерживается ей и, в свою очередь, благотворно влияет на нее, погашая страсти^[755] и укрепляя и одухотворяя добродетели^[756]. Оно, таким образом, продолжает дело всестороннего усовершения человека, но сосредоточивается на усовершении высшей его части — ума, и получает потому большее значение, чем практическое делание^[757].

Внешними, так сказать, упражнениями на стадии созерцания являются чтение Писания,«тайное поучение»и молитва^[758]. Вся суть духовного подвига в данном случае заключается в таинственном постижении идей бытия и их внутреннего смысла и духовно–божественной сущности^[759], и употреблении их на духовную пищу ума.

Духовное созерцание развивается в известной последовательности: оно разрастается постепенно, захватывая все высшие и высшие области бытия, и постепенно все более и более одухотворяется^[760]. Так, сперва оно включает в себя только»естественное созерцание», (в узком смысле) мира чувственного^[761]; потом приобретает»ведение» мира мысленного ^[762], и в особенности постигает в этой области идеи промысла и суда^[763], управляющие миром нравственным и выражающиеся в идеях добродетелей^[764]; наконец, оно достигает»богословского познания»^[765], или»незабвеного ведения»^[766], сосредоточиваясь на богомыслии.«Незабвенное ведение»рядом с другим высоким благодатным состоянием — даром»неразвлеченной молитвы»^[767], — результатом долгих упражнений в этой добродетели, — образуют собой высшие так называемые»богословские»состояния, подготовляющие к премысленному акту»таинственного богословия», неизреченного познания Божества в недоведомом соединении с Богом^[768].