Прерванная жизнь

Я чувствовала себя ущербной на фоне активисток, которые умели перебирать двигатель автомобиля и покоряли горные вершины. Я была единственной замужней женщиной на всю группу. Я заметила, что к Джорджине в группе относились с особым почтением из-за ее больничного прошлого; на меня особого почтения почему-то не хватило. Я частенько ходила на эти встречи, и через какое-то время у меня возникло очень много сомнений не только насчет брака как института, но и моего мужа в частности. Я ссорилась с ним по любому поводу. А повод найти было тяжело: он готовил, ходил за продуктами и время от времени убирал квартиру. Я же бóльшую часть времени проводила за чтением и рисованием.

К счастью, Джорджина тоже вскоре обзавелась мужем, и мы перестали ходить на собрания. Если бы этого не произошло, рано или поздно мы с мужем разругались бы в пух и прах.

Потом мы ездили к ним на ферму на севере Массачусетса.

Муж ее был бледным, худым и неприметным. Но помимо мужа у Джорджины была еще и коза. Все трое жили в амбаре, стоящем на небольшом клочке заросшего поля у подножия холма. В тот день, когда мы прибыли к ним с визитом, было чертовски холодно, хотя был уже май. Они оба были заняты застеклением окон. Фрамуги в амбаре имели размеры два на два метра, так что работы хватало.

Мы смотрели на то, как они лепят замазку и примеряют оконные стекла. Коза стояла в своем загончике у входа и тоже приглядывалась. В конце концов Джорджина позвала нас обедать. Она приготовила целую кастрюлю бататов в скороварке и залила их кленовым сиропом. Это и был наш обед. Козе же пришлось обедать бананами.

После обеда Джорджина спросила:

– Хотите посмотреть, как коза пляшет?

Козу звали Милочкой. У нее была рыжая шерсть и длинные уши.

Джорджина подняла руку с картофелиной.

– Ну, Милочка, пляши, – приказала она.

Коза встала на задние ноги и начала подскакивать, пытаясь достать кусок батата, который Джорджина не давала ей ухватить. Длинные уши Милочки болтались, а передними ножками она размахивала в воздухе. Копытца у нее были черные и острые, казалось, что ими она может довольно сильно ранить. И правда, когда в какой-то момент она потеряла равновесие, что уже пару раз случалось, копытом она заехала по краю кухонного стола, оставив на дереве приличный след.

– Да отдай ты ей эту картошку, – сказала я. От вида пляшущей козы мне почему-то хотелось плакать.

Потом Джорджина со своим мужем перебралась на запад, в Колорадо, где земля была получше. Раз или пару раз она звонила оттуда из телефонной будки, своего телефона у них не было. Что случилось с Милочкой, мне неизвестно.

Спустя несколько лет я встретила Лизу в Гарвард-сквер. Рядом с ней стоял мальчуган со слегка коричневатой кожей, лет, наверное, трех.

Я обняла ее.

– Лиза! Как я рада тебя видеть!

– Это мой ребенок, – сказала она. – С ума сойти, у меня есть ребенок! – Она засмеялась. – Эрон, поздоровайся с тетей.

Эрон спрятался у нее за брючиной.

Лиза ничуть не изменилась: все такая же худая, желтоватая, радостная.

– Чем ты занимаешься? – спросила я.

– Ребенком, – ответила она. – Больше ни на что времени не остается.

– А отец его?

– Я от него сбежала. – Лиза положила ладонь на головку мальчика. – Он же нам не нужен, правда?

– А где ты живешь? – Мне хотелось знать о ней абсолютно все.

– Не поверишь, – ответила она, вытаскивая сигарету. – Под Бостоном, в Бруклайне. Сделалась настоящей хозяйкой. У меня ребенок, каждый день я вожу его в детский сад. У меня есть квартира с мебелью. А по пятницам мы ходим в церковь.

– В церковь? – Я не могла поверить. – Зачем?

– Потому что хочу… – Лиза запнулась. Никогда я еще не видала, чтобы Лизе было сложно подобрать слова. – Хочу, чтобы мы были настоящей семьей, с домом, мебелью и всем остальным. Хочу, чтобы у него была настоящая жизнь. Церковь помогает. Не знаю как, но помогает.

Я начала всматриваться в Лизу, пытаясь представить ее саму и ее смуглого сыночка в церкви. Я заметила на Лизе ювелирные украшения: пару колец с сапфирами и золотую цепочку на шее.

– С каких пор ты носишь украшения? – удивилась я.

– А это подарок от нашей бабули, – ответила Лиза, обращаясь к сыну. Она перевела взгляд на меня и добавила: – Когда появляются дети, все меняется.

Я не знала, что на это ответить. Я давно решила, что не буду заводить детей. Кроме того, мой брак и без того дышал на ладан.

Мы стояли посреди Гарвард-сквер, у входа в метро. Лиза вдруг склонилась ко мне.

– Хочешь покажу кое-что? – спросила она с озорцой в голосе, как в старые добрые времена. Я кивнула.

Она вытащила футболку из брюк, обычную футболку с рекламой какой-то местной булочной, и крепко захватила кожу на животе. Потянула. Кожа растянулась, как гармошка, Лиза вытягивала ее, а кожи становилось все больше и больше, складка за складкой, так что в итоге она оттянула кожу сантиметров на тридцать. Потом Лиза ее отпустила, и кожа опала, немного растянутая, поморщенная, но очень скоро сжалась, осела на бедрах и выглядела совершенно нормально.

– Ничего себе!

– Это к вопросу о детях, – засмеялась она. – Эрон, скажи тете «пока».

– Пока, – к моему удивлению, отозвался малыш.