Прерванная жизнь

«…Склонность к членовредительству (например, расцарапывание кожи на кисти руки)». Это чуть дальше по тексту. Я с большим удивлением прочитала этот кусок описания, сидя на полу в книжном магазине. Расцарапывание! А я думала, это мое изобретение. Строго говоря, я кисть на расцарапывала, а била ее об стул.

Вот тут людям сложно будет меня понять. Ведь именно из-за таких выходок в психушку обычно и отправляют. Но никто не знал, что я это делала. Я впервые об этом рассказываю.

У меня был матерчатый складной стул. В шестидесятые годы в Кембридже у всех такие были. Если поставить стул на попа, то было очень удобно молотить рукой по его металлическому каркасу. Я пробовала было бить пепельницы и ходить босиком по осколкам, но мне никогда не хватало духа переносить весь вес на опорную ногу. Долбить рукой об металл – размеренно и бездумно – было гораздо более походящим решением для моих проблем. Каждый отдельный удар сильной боли не вызывал, зато был кумулятивный эффект.

Каких проблем? Цитирую по справочнику: «Подобное поведение […] может смягчать чувство „онемения“ и симптомы деперсонализации, которые проявляются в условиях сильного стресса».

Я могла часами долбить рукой об стул. Обычно я этим занималась по вечерам. Поделаю домашку, потом полчаса подолблю, потом доделаю домашку, потом еще немного подолблю, и только после этого я чистила зубы и ложилась спать. Била я запястьем, тем местом, где сходятся вены. Рука в этом месте припухла и слегка посинела, но учитывая силу и частоту ударов, следы были едва заметными. А это тоже плюс.

Перед тем у меня был недолгий период расцарапывания лица. Если бы мои ногти были тогда длиннее, у меня бы не получилось ничего скрыть. Но даже несмотря на мои короткие ногти, на следующий день лицо выглядело припухшим и покрасневшим. Я обычно царапала щеки, а потом натирала лицо водой с мылом. Вполне возможно, что без мыла я выглядела бы еще хуже. Но мой внешний вид все равно вызывал вопросы. Меня вечно спрашивали: «Что у тебя с лицом?» Из-за этого я переключилась на удары запястьем.

Я была словно отшельник, сидящий в пустыне в одной власянице. Смысл отчасти заключался в том, чтобы о моих страданиях никто не знал. Если бы кто-то узнал и выразил свое восхищение (или отвращение), то что-то важное бы безвозвратно ушло.

Я пыталась объяснить собственное положение самой себе. Я страдала от боли, но никто об этом не знал, даже я не до конца это понимала. Поэтому я постоянно говорила себе: «Тебе больно». Иначе достучаться до самой себя я не могла (смягчить чувство «онемения»).

«Довольно часто наблюдается склонность к социальному своеволию и пессимистическому мироощущению». Интересно, что они имели в виду под «склонностью к социальному своеволию»? Мою привычку класть локти на стол? Нежелание работать зубным техником? Или то, что я, вопреки чаяниям родителей, не поступила в престижный вуз?

В справочнике нет определения «социального своеволия», я его тоже сформулировать не могу, так что его, пожалуй, стоит вычеркнуть из списка. С пессимистическим мироощущением я соглашусь. У Фрейда было то же самое.

Я не совру, если скажу, что мое страдание превратилось в обычную неудовлетворенность, то есть, если верить Фрейду, я теперь психически здорова. В формуляре выписки из больницы, в графе 41 «Результат лечения», написано: «Пациентка вылечена».

Вылечена. То есть моя личность перешла ту неведомую границу, за которой можно вернуться к жизни в рамках нормы? То есть я перестала пререкаться сама с собой и научилась оставаться по эту сторону границы между здравомыслием и безумием? Может, у меня и вправду было расстройство личности, «нарушение тождественности»? «Подобный клинический образ рисуется в случае нарушения тождественности, однако диагноз нарушений личности пограничного типа включает и диагноз нарушений тождественности, если […] симптомы проявляются в течение длительного времени и […] с ними не удастся справиться на первом этапе развития». Так, может, я была просто жертвой неправильного диагноза, замены одного диагноза другим?

И это еще не все.

«Данная личность довольно часто испытывает нестабильность образа самого себя в форме хронического чувства пустоты и разочарованности». Мое хроническое чувство пустоты и разочарованности было вызвано тем, что вся моя жизнь основывалась на том, чего я делать не могла, а такого было много. Вот неполный список того, на что у меня не было ни сил, ни желания: лыжи, теннис, уроки физкультуры, все остальные уроки (не считая английского и биологии), доклады и рефераты (когда задавали реферат по английскому, я писала вместо этого стихи и получала за них двойку), вступительные экзамены в университет. Объяснять свое отношение ко всему этому я тоже никому не собиралась.

Мой образ самой себя вовсе не был нестабильным. Я считала себя личностью, непригодной для жизни в рамках общепринятых систем – и общественной, и образовательной. Я была совершенно права.