Черт возьми, хотелось ли мне заняться сексом с Элис? Конечно, с самого первого дня. Мне хотелось обнять ее, поцеловать, но я знал, что это неправильно. Она слишком дорога мне. Она никогда не врала, никогда не жалела меня, никогда ни на чем не настаивала. И поэтому я не имею никакого права прикасаться к ней, никакого права целовать ее, что бы она ни говорила. И уж тем более, между нами не может быть секса. В моем представлении это ненормально, а я так отчаянно пытаюсь стать нормальным, так отчаянно пытаюсь ничего не испортить. В итоге, я, кажется, окончательно запутался.
Мне было больно оставлять Элис, ведь с ней я как никогда чувствовал себя хорошо. Но, во-первых, я уже давно привык к боли, а, во-вторых, я знаю, что не заслуживаю ничего хорошего.
Я думаю о своей сестре Дженни и завидую ей. Как бы я хотел проснуться завтра утром в каком-нибудь мотеле и не помнить ничего из своей прошлой жизни. Не помнить, какое я ничтожество, не помнить, сколько боли причинил ей, не чувствовать свою вину. Но и этого, видно, я тоже не заслужил. Новое имя, как оказалось, совершенно ничего не значит. Память — вот, что играет главную роль. И пока жива память, черта с два ты сможешь начать новую жизнь, черта с два ты сможешь получить второй шанс и не просрать его. Пока ты помнишь, ты так и будешь спотыкаться о свои воспоминания, так и не сможешь продвинуться вперед. Кем бы ты ни хотел стать, ты все равно останешься лишь тем, кто ты есть — паршивой дрянью, захлебывающейся собственной болью и ненавистью.
Элис сказала, что любит меня. Я не понимал ее слов — как будто они были на неизвестном мне языке. Но что бы это ни значило, она все равно совершенно меня не знает. Она понятия не имеет, что я такое. Она даже не знает моего настоящего имени. В любом случае, она не похожа на всех остальных. Она лучше, чем все они вместе взятые, и я не имею права прикасаться к ней. Я не имею права даже смотреть на нее, даже мечтать о том, чтобы оказаться в ее компании. Она слишком красива и внутри и снаружи, а я слишком уродлив во всех отношениях. Я просто кусок дерьма. Но теперь я намерен все исправить. Я намерен исчезнуть навсегда.
Глава восьмая
Фрэнк Миллер
1.
Мы с дочерью решили развеяться. Выехали в город, посидели в кафе, погуляли в парке. Она непременно захотела постоять у могилы Леннона и все слушала и слушала без остановки эту песню, «Hey Jude». Я сказал, что ее написал Пол, но ей было все равно. В последнее время на нас много всего свалилось: приступ Элизабет, да еще этот парень, Джон, после исчезновения которого моя дочь никак не могла прийти в себя. Она приехала к нам вся в слезах и рассказала, как он пропал, когда они отдыхали на озере. Странно, по ее рассказам, этот Салливан был просто идеальным. Но даже идеальные парни, как оказалось, иногда разбивают сердца вашим дочерям. Мне с трудом удалось вытащить Элис на прогулку — она все сидела и утирала слезы. Эх, думал я, ну, попадись мне этот Джон Салливан, я бы прочистил ему мозги!
В конце дня мы решили зайти в торговый центр. Как говорит моя жена, шопинг, даже незначительный, всегда поднимает настроение. Я в этом ничего не понимаю, но подумал, что дочь оценит возможность пройтись по магазинам. Пока она без особого интереса разглядывала платья и цветные туники, я, не спеша, побрел дальше по галерее и заглянул в книжный. Я решил купить Элис какой-нибудь поучительный мудрый роман со счастливым концом. Зайдя в отдел, я невольно остановился у стеллажа, обозначенного «Потерянное поколение». Постоял несколько минут, глазея на новые издания Хемингуэя, Джойса, Ремарка и Олдингтона, и уже собрался двигаться дальше, как вдруг парень, стоявший рядом, резко повернулся в мою сторону. Он буквально налетел на меня, извинился, а когда мы случайно встретились взглядами, я словно превратился в соляной столб — передо мной был Эрик Стоун. Он, кажется, тоже сразу узнал меня, и мы оба застыли, как пораженные молнией.
Он повзрослел, изменился: шрам на его лице теперь уже совсем не бросался в глаза, волосы были слегка взъерошены, он был одет в джинсы и серый пуловер. Теперь он выглядел как обычный парень, один из простых жителей Нью-Йорка. Вы бы не выделили его из толпы, разве что девушки могли отметить его по-прежнему привлекательную внешность. Прежним остался и взгляд, который сверлил меня насквозь.
— Эрик? — Выдавил я. — Какая встреча!
— Миллер? — Так же удивленно произнес он.
— Я думал ты… — я осекся, не зная, что сказать.
Последнее, что я слышал о Стоуне — это то, что он сбежал из тюрьмы и исчез. Честно говоря, я думал, что его уже нет в живых.
— Умер? — Закончил за меня Эрик.
— Нет, я не то хотел сказать, — Я снова растерялся. — Рад тебя видеть… Как ты?
— Нормально, — кивнул он.
Тут в дверях магазина я заметил Элис. Она искала меня и увидев, поспешила подойти, но по мере приближения, шаги ее становились все медленнее и неувереннее. Наконец, оказавшись рядом, она тоже мгновенно застыла и превратилась в удачное дополнение нашей соляной скульптурой композиции.