— Эрик, ты же умный парень, ты же все понимаешь… — говорил я, но он, кажется, не слышал меня.
— Дженни ничего не помнит. Представляешь? — Он снова посмотрел на меня, переводя взгляд с потолка. — Она ни фига не помнит!
— Ты был у них? — Я не мог поверить.
— Да, — кивнул он.
— Ты говорил со своей матерью?
— Угу, — промычал он и продолжил. — Дженни все забыла. Она даже меня не узнала. Как будто меня и не было в ее жизни. Как будто для нее
— Как и ты…
— Нет, — ответил он и смахнул ладонью слезу. — Зачем ты пришел, Миллер?
Меня снова разрывали жалость и сочувствие к этому парню. Я будто бы увидел опять того маленького мальчика, испуганного, загнанного в угол своими собственными мыслями. Впрочем, это были даже не его мысли. Жестокий, извращенный до неузнаваемости, мир вложил эти мысли в его маленькую голову, и теперь мальчику предстояло как-то жить со всем этим. И он жил. Он дожил до двадцати семи лет, и — не скрою — я был удивлен.
— Эрик, — в очередной раз начал я. — Ты можешь хоть на секунду представить, что на самом деле все не так, как у тебя в голове? Что на самом деле мир не такой, каким ты его видишь? Что люди не такие? Ты сам не такой?
— Ты же знаешь ответ на этот вопрос, Фрэнк.
— А ты?
— Могу, — тихо ответил он. — Но тогда все становится еще более запутанным и непонятным, и я теряю ощущение реальности. Если я начинаю думать об этом, все путается, и я уже не могу отличить одно от другого, — он был так откровенен со мной. Наверное, сейчас, как никогда раньше. — Мне проще не думать.
— Скажи мне только одно, Эрик. Ответь на один-единственный вопрос. Только честно, — я сделал паузу. — Ты любишь мою дочь?
— Фрэнк, — почти не задумываясь, начал Стоун, опустив глаза. — Я никогда не позволил бы никому причинить ей боль.
Он сказал это медленно, почти по слогам.
— Но ты сам причиняешь ей боль!
— Я не имел права даже приближаться к ней. Так что, я просто исправляю свои ошибки, — меня вновь пронизывал его серо-зеленый взгляд. — Лучше уж так, пока еще не поздно.
— А что если уже поздно, Эрик? Она сидит третий день и без перерыва рыдает, потому что парень бросил ее сразу после того, как они первый раз занимались любовью! — Я повысил голос. — Ты знаешь, как это больно!
— Я не хотел, — оправдывался Стоун. — Я бы никогда не прикоснулся к ней… в этом смысле… Я бы никогда…
— Да о чем ты говоришь! Все не так, мать твою, как ты себе придумал!
— Да все именно так! — Уже кричал мне в ответ Эрик. — Все именно так, Фрэнк! Не делай вид, будто ты не понимаешь, о чем я! Не делай вид, будто ты ничего обо мне не знаешь! И не надо говорить мне тут про любовь! Черт! Зачем ты пришел?! Ненавижу тебя, Миллер! Почему ты всегда лезешь в мою жизнь!
— Потому что, парень, ты влез в мою, — отрезал я.
Я не знаю, о чем думал в тот момент Эрик. У меня в голове словно в быстрой перемотке проносились последние события. Все неслось с удивительной скоростью и остановилось в больнице, куда вошла моя дочь и сказала, что прямо сейчас у нее есть деньги на операцию для мамы. Черт бы побрал этого Эрика Стоуна! Он спас жизнь не только моей дочери, он спас жизнь моей жене, а значит, сохранил каким-то образом и мою собственную.
— Ведь это ты дал денег на операцию Элизабет, — в полголоса заговорил я. — Скажи, если бы ты знал, что она моя жена, стал бы помогать?
Он посмотрел на меня, как будто я только что обвинил его в убийстве Кеннеди, и сказал разочаровано:
— Ты совсем свихнулся, Фрэнк, со своим психоанализом.
— Это же не имело ничего общего с твоей сестрой. Это же ты сделал не для себя. Ты сделал это для Элис. Эрик, подумай о ней, прошу!
— Я уезжаю, Миллер, — он пропустил мою последнюю тираду мимо ушей.
— Господи! Как же пробиться к тебе, Стоун?! — У меня опускались руки.
— Не говори ей ничего, — снова тихо сказал он. — Пусть лучше не знает. Хоть в ее глазах я останусь не таким…
Он не договорил, презрительно поморщился, взял сумку и повернулся к двери — там, вся в слезах, стояла Элис. Я только заметил ее, и понятия не имел, что именно она могла слышать. Было наивно надеяться, что Элизабет сможет удержать ее. Эрик встретился взглядом с моей дочерью и в тот же миг застыл как вкопанный.
— Может, мне кто-нибудь объяснит, что, черт возьми, происходит! — Вытирая слезы, всхлипывая, заявила она.
— Фрэнк расскажет, — тихо ответил Эрик, опустил глаза и хотел было выйти, но Элис преградила ему дорогу.
— Я хочу, чтобы
— Поверь, ты не захочешь слушать мою версию, — он повторил попытку выйти, но Элис все еще стояла в дверях.
— Джон! Пожалуйста! — Она разрыдалась и крепко обняла Стоуна. — Не уходи так! Иди, если хочешь, но хотя бы объясни, в чем дело.
Эрик стоял на пороге, подняв голову к потолку. Я видел, что объятья моей дочери были для него слишком тяжелы.
— Джон, прошу тебя! Просто объясни мне! Просто поговори со мной! — Продолжала умолять Элис. — Я люблю тебя, Джон! Люблю больше жизни! Слышишь! Ты самый прекрасный человек, которого я когда-либо встречала! Ты самый лучший…