Прерванное молчание

Я ухожу в лес. Я иду все быстрее. Здесь я спрятал чистую одежду. Я переодеваюсь и сжигаю все, что испачкано кровью Макса Уитмена. Я сжигаю грязную одежду и разбрасываю пепел. Я выхожу с другой стороны просеки на шоссе. Здесь припаркована моя машина. Достаточно далеко. Я сажусь и в бессилии опускаю голову на руль. Я сижу так несколько минут. Я думаю, кто был этот мальчик. Я думаю, что этот извращенец делал с ним. Я думаю, если бы он не вложил мне в руку револьвер, я был бы мертв. Я думаю, как этот мальчик взорвал дом Уитмена. Я думаю, что это никогда не заканчивается. Весь этот кошмар никогда не заканчивает. Всегда появляются новые мальчики. Я думаю, сколько же их. Сколько же нас. Я думаю, что это не остановить. Можно убить сотни Дэвидов Стоунов и Максов Уитменов, но нельзя уничтожить их всех. Я думаю о том мальчике. Я думаю, возможно, это был его сын.

Я завожу мотор и возвращаюсь в мотель. Я захожу в номер и падаю на кровать. Я моментально отключаюсь.

Судя по будильнику на тумбочке, я спал около двенадцати часов. Я ни разу не проснулся. Мне не снились кошмары. Мне вообще ничего не снилось. Я встаю с кровати и иду в душ. Я смываю с себя остатки вчерашнего дня. И вместе с ними я смываю с себя прерывистое дыхание Макса Уитмена. Как будто кто-то ногой вышиб дверь моих запертых воспоминаний и впустил струю свежего воздуха. Теперь двери с надписью Макс Уитмен больше нет. Теперь мне стало легче дышать.

2.

Гарри Паркер. Мерзкий ублюдок Гарри! Грязный извращенец! Он живет здесь, в этом одноэтажном доме. Это обычный район. Здесь живут обычные люди. Рабочие, учителя, продавцы и пожарные. Таких районов сотни по всей стране. Здесь, в этом доме, живет Гарри Паркер. Он живет один. К нему никто не заходит. По вечерам он чаще всего бывает в баре. По вечерам он чаще всего напивается, приходит домой и ложится спать.

Я подхожу к входной двери. Звонка нет. Я стучу. Никто не открывает. Но я знаю, что ты дома, Гарри. Я слежу за тобой уже несколько дней. Я стучу еще раз. Я стучу громче и слышу неторопливые шаги.

— Здравствуйте, — говорит Гарри, открывая мне дверь. — Чем могу помочь?

Я сразу вспоминаю этот голос. Я помню его очень хорошо. Только он никогда не говорил «Здравствуйте. Чем могу помочь». Он говорил совсем другие слова. Он больше остальных любил повторять эти слова. Он никогда не мог делать это молча. Он вообще никогда не затыкался! Я помню каждое слово, которое он бросал мне в спину. Я помню, как он говорил их, касаясь своими губами моей шеи. Я помню его прерывистое дыхание сзади. Я помню, как от него всегда пахло алкоголем и потом.

Я поднимаю на него глаза. Он не узнает меня. Он даже не догадывается, кто перед ним.

— Что вы хотели? — Спрашивает он.

— Гарри? — Говорю я. — Ты что, не узнал меня?

Я прохожу в дом, отталкивая его в сторону. Пока он пытается что-то понять, я осматриваюсь. На стене развешаны фотографии. Да ты, Гарри, просто сентиментальный ублюдок! Прямо как мой отец Дэвид! На стене много семейных портретов. На стене Гарри с женой и двумя детьми. У него два мальчика. На некоторых фото они уже взрослые. На некоторых фото они студенты колледжа. Они улыбаются и смотрят в камеру. Неужели ты не трахал их, Гарри! Неужели, ты трахал только чужих детей, дрянь!

— Извините, — обращается ко мне Гарри, — кто вы такой? Мы знакомы?

— Извините? — Я не могу сдержать смех. — Гарри, да ты, мать твою, сама вежливость!

— Я не понимаю, о чем вы… — Снова начинает он, но я не даю ему договорить.

— Ты не понимаешь?! Ты что, такой тупой?!

Он хочет еще что-то сказать, но я продолжаю.

— Это твои дети, Гарри? — Спрашиваю я. — Это твои сыновья?

— Да…

— Ты трахал их, Гарри?

— Что? — Не понимает он. — Что вы себе позволяете! Да как вы смеете! Убирайтесь вон!

Он, кажется, разозлился. Боже мой! Гарри Паркер, грязный извращенец, кажется, оскорбился моими словами.

— Заткнись! — Кричу я и бью его рукояткой пистолета.

Гарри по стене сползает на пол.

— Да что вам нужно?! — Продолжает вопрошать он.

Он все еще не узнает меня. Даже после того, как я произнес его любимое слово, он не узнает меня. Он пытается подняться, но я направляю на него револьвер.

— Сидеть! — Командую я.

Он уже трясется от страха. Но он по-прежнему не понимает, кто стоит перед ним.

— Ты что, до сих пор не узнал меня, урод?

Он мотает головой.

— Ничего знакомого?

Он мотает головой.

— Ты не помнишь меня? Мне было тогда четырнадцать. Не узнаешь?

Он мотает головой. Я бью его ногой.

— Вспоминай! Пятнадцать лет назад! Может, ты кого-то обидел? Может, с кем-то плохо обошелся?

Он мотает головой. Я бью его ногой в пах.

— Я хочу, чтобы ты вспомнил, чтобы назвал мое имя, ублюдок!

Он мотает головой и говорит, что это было давно. Я взвожу курок и приставляю дуло к его вспотевшему от страха лбу.

— Пятнадцать лет назад. Что ты, мать твою, делал? Где ты проводил время? Чем ты занимался, тварь?

Он мотает головой. Я сильнее прижимаю пистолет к его лбу.

— Я хочу, чтобы ты вспомнил. Я хочу, чтобы ты вспомнил меня! Или у тебя тогда было много таких? Таких как я, четырнадцатилетних мальчиков? Вспоминай!

Я бью его пистолетом по лицу.