Было уже поздно. Марио спал. Пока я искала вазу, Джон сидел на кухне со стаканом виски. Нельзя сказать, что Салливан много пил. Иногда, когда ему становилось совсем невыносимо, он мог пропасть на вечер и напиться где-нибудь. Я почти никогда не видела его пьяным. А стакан виски, чтобы притупить боль, это мне было знакомо.
— О чем ты думаешь, Джон? — Спросила я, обнимая его.
Он выглядел очень грустным и уставшим. Он был как будто измотан.
— Я думаю, — начал он очень тихо. Голос у него был хриплый, как будто простуженный, — много ли таких как я становятся нормальными? Много ли вообще выживают?
— Не говори так, Джон!
— Почему, Элис? Почему не говорить? Я живу, только подчиняясь своей боли. Только подчиняясь шаблонам, которые диктует мне мой мозг. А мой мозг, и ты это знаешь, совсем не правильно устроен.
— То, что ты это понимаешь и признаешь, уже очень большой шаг, — ответила я, но Джон продолжал, не обращая внимания на мои слова.
— Любая моя реакция заранее известна и предопределена. Любой мой шаг — это результат моего прошлого. Все, что мне нравится, все, что я не переношу, — все это лишь шаблоны, которые никак нельзя изменить. И каждый раз все будет происходить именно так. Каждый раз я буду делать одно и то же, — он задумался. — Я даже не могу сказать, что у меня есть свои представления о мире, о любви или ненависти, о справедливости, о семье, — да о чем угодно! Все мои представления — это лишь круги на воде от брошенного камня. И когда они разойдутся, боюсь, от меня совсем ничего не останется.
— Когда они разойдутся, — перебила я и посмотрела в глаза Джону, — ты сможешь, наконец, увидеть свое отражение. Ты сможешь увидеть себя настоящего.
— Я бы не хотел этого.
— Почему?
— Потому что я боюсь того, что могу увидеть.
— Когда круги разойдутся, ты увидишь то, что вижу сейчас я.
Он покачал головой, не поверив моим словам.
— Почему ты со мной, Элис? — Снова начал Джон после долгого молчания. — Что должно произойти, чтобы ты ушла от меня? Что должно случиться, чтобы ты бросила меня?
— Ничего.
— Я не верю. Что ты должна узнать обо мне, чтобы отвернуться? Каким еще монстром я должен стать?
— Ты не можешь стать монстром, Джон, — я крепко обняла его и поцеловала. — Ты слишком много видел монстров, чтобы стать одним из них.
Он отстранился, выпил залпом оставшийся виски и запрокинул голову.
— Джон! Что с тобой? Мне больно на тебя смотреть.
— Я причиняю тебе боль?
Я кивнула.
— Я всем причиняю боль. Только боль. Потому что больше я ничего не знаю. Прости меня. Я не хочу разрушать твою жизнь. Я не хочу, чтобы ты страдала, — он снова посмотрел на меня и поцеловал. — Просто я запутался. Совсем запутался. Я больше не могу отличить реальность от того, что происходит у меня в голове. Я не знаю, что правильно, а что нет. Я не знаю, как мне быть. Я схожу с ума, — Джон крепко обнял меня. — Только не оставляй меня, Элис! — Умолял он. — Только не оставляй, каким бы я ни был, что бы я ни сделал! Не оставляй меня одного! Один я не выберусь! Только не бойся меня…
— Я не боюсь тебя, Джон! Я люблю тебя. Ты же знаешь.
Потом мы занимались любовью прямо на кухне, прямо на столе и на небольшом мягком диване. Джон целовал меня очень нежно и все время повторял: «Только не бросай меня, Элис! Только не оставляй меня одного! Только не бойся меня»! Я не понимала, о чем он. Я растворялась в его объятьях и сгорала изнутри от его прикосновений.
Глава одиннадцатая
Эрик Стоун
1.
Я очень боюсь только одного: если Элис узнает, что я сделал, она никогда не простит меня. Она не поймет, но на это мне наплевать. Не простит — вот чего я боюсь. Особенно теперь, когда Фрэнк обо всем догадался. Интересно, он сдаст меня копам? Интересно, что он теперь обо мне думает? Интересно, какая разница между тем, чтобы пристрелить одного ублюдка, и убить четверых? Интересно, расскажет ли он Элис? Интересно, станет ли мне легче, когда сдохнет Уоррен Стимен? Я не знаю. Я не знаю ответов. Я знаю только, что мне как можно быстрее надо покончить со всем этим кошмаром.