Читаем Пресловутая эпоха в лицах и масках, событиях и казусах полностью

…Немного найдешь сейчас в мире стран, особенно в Европе и США, где бы к голосу писателя, художника прислушивались так, как к словам Астрид в Швеции, хотя Шведская академия и не торопится с присуждением ей Нобелевской премии.

И не много в мире таких деятелей духа, которые, подобно ей, могли бы, выражаясь словами Пушкина, «истину царям с улыбкой говорить». Это особенно горько сознавать в отношении России, где поэт даже в коммунистическую эпоху был «больше, чем поэт».

Одеяло оттянули на себя политики и так называемые политологи. Одни действуют сплошь и рядом неуклюже, дилетантски, эгоистически и амбициозно, а другие торопятся объяснить и оправдать их художества. И всем кажется, что вполне можно обойтись без сокровенного слова, замешанного на боли, настоянного на совести, обеспеченного мудростью и опытом. Оно даже мешает, когда все-таки звучит. Не оттого ли даже Солженицын, который был иконой в России, пока жил в эмиграции, превратился в мишень для иронических стрел, когда вернулся на родину.

Астрид Линдгрен и осязаемо, и незримо присутствует в повседневной жизни Швеции и каждого шведа. Нечего говорить, что надо очень постараться, чтобы найти в стране дом, в котором были бы дети, но не было бы ее книг. Карлсон, Малыш, или Младший брат, как его зовут в Швеции, Эмиль, Мио и, конечно, Пеппи Длинныйчулок… Именами ее героев дети и взрослые называют и поддразнивают друг друга. Их облик узнаваемее любой суперзвезды. Шагнув в театр и кино, ее творения родили целую сцено– и киноиндустрию, неповторимую музыкальную стихию. Песни из кинофильма «Пеппи Длинныйчулок» звучат как позывные в радио– и телепрограммах.

Люди «не прощают» Астрид ее возраста и жаждут ее помощи, совета, терпеливо ждут ответов на письма.

…Кажется, проголосовав, пусть и почти неприлично малым меньшинством, за вступление в Европейский союз, о чем теперь больше половины населения сожалеют, шведы впервые не послушались свою Астрид. Я спросил ее тогда, как она к этому относится.

– Наверное, я ошиблась, – сказала он смиренным голосом. Но в глазах заплясали знакомые чертики.

Улоф Пальме – его любили и ненавидели

Если в политическом деятеле можно предположить что-то от Моцарта, то из известных мне политиков только в Улофе Пальме. Конечно же случайное совпадение, но последнее, что он делал в своей жизни, – смотрел фильм «Братья Моцарт» поздним-поздним вечером 28 февраля 1986 года. После чего чисто по-моцартовски, беззаботно, со смехом отделался от своего друга, профсоюзного деятеля, отослал домой взрослого сына, чтобы без докуки прогуляться под ручку с женой по ночному Стокгольму, по исторической Свеавэген, то есть «Шведской дороге», где его и застигла пуля до сих пор неведомого убийцы.

Можно ли представить себе какого-нибудь другого западного премьера, я уж не говорю о России, прогуливающегося по городу в такую пору – без охраны, без помощников, вообще без спутников. Только жена и он?

А для него это было нормой. Он не уставал повторять, что не даст запереть себя в политическом гетто. За два дня до трагедии мы с женой увидели Улофа Пальме на перекрестке двух основных улиц Стокгольма, той же Свеавэген и Кудсгатан, фактически в нескольких сотнях метров от места предстоящего убийства. Он стоял с портфелем, мне хорошо знакомым, в левой руке, в ондатровой русской шапке, подаренной, видимо, во время одной из поездок в Москву, тогда это было принято, и спокойно, как заурядный стокгольмовец, ждал, когда загорится зеленый свет, чтобы перейти улицу. Мела февральская поземка. Шапка и плечи его серого в рубчик пальто были запорошены снегом. Мы ехали в представительском «мерседесе» в польское посольство на вечерний прием. Я оглянулся. Еще и еще раз. Он все стоял. И жена спросила, пожав плечами: что ты оглядываешься? Да, для нее, как и для меня, было неудивительно увидеть его в уличной сутолоке. Но мне было интересно понять, узнают ли его люди, стоящие рядом, те, кто, как и он, спешат куда-то по своим делам.

Однажды мы наткнулись на него в Старом городе, Гамла-Стан, выходящего из китайского ресторанчика с… пластиковой авоськой, в которой просвечивали стоящие друг на друге два судка, на «пешеходной тропе», Дротнингатан – улице Королевы.

– Здесь хорошо кормят, я вот даже на вечер кое-чего прихватил, – сказал он как ни в чем не бывало.

Впрочем, нет, он… как бы это подыскать правильный глагол, ухмыльнулся, да-да, ухмыльнулся, угадав, конечно же, состояние некоторой ошарашенности, которое нас объяло и которое его явно позабавило.

Ему доставляло удовольствие фраппировать, выражаясь слогом сухово-кобылинских героев, окружающих.

За несколько месяцев до убийства в Швеции проходила, как всегда в конце сентября, выборная кампания. Социал-демократы по опросам шли с блоком буржуазных партий ноздря в ноздрю. Газеты были полны мрачных для них предсказаний.

Перейти на страницу:

Все книги серии Наш XX век

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Клуб банкиров
Клуб банкиров

Дэвид Рокфеллер — один из крупнейших политических и финансовых деятелей XX века, известный американский банкир, глава дома Рокфеллеров. Внук нефтяного магната и первого в истории миллиардера Джона Д. Рокфеллера, основателя Стандарт Ойл.Рокфеллер известен как один из первых и наиболее влиятельных идеологов глобализации и неоконсерватизма, основатель знаменитого Бильдербергского клуба. На одном из заседаний Бильдербергского клуба он сказал: «В наше время мир готов шагать в сторону мирового правительства. Наднациональный суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров, несомненно, предпочтительнее национального самоопределения, практиковавшегося в былые столетия».В своей книге Д. Рокфеллер рассказывает, как создавался этот «суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров», как распространялось влияние финансовой олигархии в мире: в Европе, в Азии, в Африке и Латинской Америке. Особое внимание уделяется проникновению мировых банков в Россию, которое началось еще в брежневскую эпоху; приводятся тексты секретных переговоров Д. Рокфеллера с Брежневым, Косыгиным и другими советскими лидерами.

Дэвид Рокфеллер

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное