— А цвета разные — это чтобы офицеры не путали, в каком вагоне едут? — рассмеялся Николай.
— Отнюдь, внутри вагоны весьма различны. В синем кресла кожей обиты оленьей, мягкие, а зеленом — сиденья деревянные и теснее стоят. А в салоне — он снова указал на белую повозку, — вроде и место для сна имеется, и стол для дел каких или же для обеда. Ну и ретирадник куда как лучше отделан. Мне в нем ездить не доводилось конечно, но рассказывали.
— Ретирадник в вагоне?
— В каждом есть, просто в каком покрасивее, а в каком попроще. В Липецк-то поезд семь часов идет из Тулы, как же без ретирадника?
— Понятно, — протянул Николай, хотя, откровенно говоря, он пока еще ничего про поезд не понял. — Но выходит, что я поеду в женском вагоне?
— Что вы, государь! Просто сей вагон Никита Алексеевич супруге презентовал, но она на нем и не ездит никуда. Посему люльки, что для младенцев были в нем поставлены, убрали, и сейчас его именуют просто «вагон для почетных пассажиров».
— Полковник, вы, гляжу, уже все тут знаете, так что поедете со мной, будете рассказывать что там и как.
В вагоне Николая очень удивила огромная кровать — такая, на которой и ему было можно вытянуться, и он даже поинтересовался у Дорофеева:
— А это Алёна Александровна что, такая же дылда как и я?
— Да нет, женщина она, конечно, высокая, но всяко не выше Натальи Николаевны Пушкиной. Ну, разве что на полвершка. А если вы про опочивальню — так у Павлова давно заведено, что в любом постоялом дворе должно быть место, и для императора годное: мало ли, говорит, куда император по делам приехать пожелает, так ему везде место для… как он там говорил, ну да, для плодотворного отдыха должно найтись.
Когда поезд тронулся, Николай с любопытством разглядывал в окно проносящиеся мимо просторы. Почти такие же, какие были видны и из окна экипажа. Неожиданно, после очередного поворота, в окне он увидел очень странную деревню:
— Полковник, а это что такое?
— Это мы въехали уже в поместье Павлова, тут все деревеньки теперь такие. Поначалу, конечно, выглядит непривычно…
— Это Павлов что, сумасшедший?
— Определенно нет. Дома сии ему встают даже дешевле обычной рубленой избы, а мужики у него болеют меньше и, следовательно, работают больше и лучше.
— Дешевле? А колонны перед входом он ставит чтобы еще дешевле дома сделать?
— Именно так. Колонны у него на бетонном заводе льют, лучше вас самому увидеть как. И обходятся они не дороже пары дюжин кирпичей, к тому же служат опорой для перекрытий бетонных, сиречь каменных, очень тяжелых но совершенно негорящих, и крыши черепичной. Что тоже изрядную экономию дает, ведь в такой деревне пожаров опасаться не приходится…
Осмотр металлургического завода в Ханино много времени не занял, но все, что для себя отметил Николай из интересного, свелось к паровой машине, да и то, лишь потому, что ему сказали, что «точно такая же и на паровозе стоит». А еще такая же стоит и на другом заводе, в Одоеве — и вот там царю очень понравилось смотреть, как делаются заинтересовавшие его «колонны для мужицких изб». То есть, как ему пояснили, их и для изб использовали — а вообще-то их отливали (в вертящихся на хитрой машине формах) из какой-то «серой каши» много для чего, и главным образом для железнодорожных станций: там на таких ставилась крыша над платформами, где пассажиры в дождь могли в вагоны садиться не боясь намокнуть. Но все «самое интересное» императору пообещали показать на заводе в Липецке, так что Николай решил еще на день задержаться, благо из Одоева в Липецк по рельсам можно было добраться меньше чем за пять часов.
Когда поезд остановился возле очередной станции («для пропуска встречного поезда», как подсказал Дорофеев), внимание Николая привлек яркий щит, установленный у дороги в том месте, где она ныряла в лес. «Мужики, берегите природу — мать вашу!», гласила сделанная на фоне нарисованных зеленых деревьев и голубого неба большими белыми буквами надпись на щите, но внимание Николая привлекло не это. Он повернулся, подтолкнул сидящего в кресле и что-то увлеченно читающего Бенкендорфа, и, указав на щит, спросил:
— Александр Христофорович, тебе это ничего не напоминает?
Главжандарм Российской Империи усмехнулся:
— Тут даже цензурной комиссии придраться не к чему будет.
— Вот именно, и придраться не к чему. Но если всё написано цензурно, а читаешь написанное матом…
— Думаете, опять канадский подполковник? У него тоже все написано было русским языком, хотя и сплошные ошибки, и из-за них, думаю, там многое воспринималось как матерщина… а здесь ошибок-то нет!
— Здесь и мужик лапотный ошибок бы не наделал, негде просто.
— С этим соглашусь. Прикажете за этим Павловым повнимательнее проследить?
— Нет. Наверное нет. Я подумаю… завод его в Липецке посмотрю, тогда и решу.
Продолжение развития