Престидижитатор Сталина

Чтобы совсем уж подружиться с тульскими властями, я в городе выстроил (на что всего-то четыре месяца ушло) «передовой инфраструктурный объект». То есть я его выстроил большей частью из-за того, что от заводов до домов, для рабочих выстроенных, было далековато, а мне уставший в дороге рабочий возле станка был нафиг не нужен. Конечно, мало кто мог за полчаса устать — но я решил не рисковать и выстроил в городе трамвайную линию. Ну как трамвайную, конку конечно, но назвал ее именно этим словом. Причем в Туле рельсы уложил в полутораметровую колею: подумал, что если в вагон народу лишку набьется, то упитанные работяги на узкоколейке его и перевернуть смогут.

Правда, чтобы построить трамвайные пути, годные для конной тяги, пришлось еще немножко поднапрячься. В селе Стрелецкие Выселки возле Михайлова (это была уже Рязанская губерния) пришлось поставить четыре цементных печи и цех по выпуску бетонной плитки. И выстроить все это было несложно, а вот заполучить село в собственность… Официально оно никому не принадлежало, там жили лишь однодворцы. Бедно жили, можно сказать нищенски (земля была уж совсем убогой, урожаи часто едва покрывали расходы зерна на посев), но народ за эту землю держался буквально зубами. Мне с огромным трудом удалось уговорить лишь одного мужика на продажу земли (причем лично к нему пришлось ехать), но после этого все стало проще и через год мне всю землю вокруг села продали. Потому что первому мужику я выстроил «стандартный сельский дом», выдал «казенную» (то есть мою все же) лошадь с телегой и нанял его же за нормальную зарплату на работу. Простую, возить известняк и глину с карьеров — однако доходы мужика сразу выросли втрое (и это при том, что он еще и жить стал в «настоящих хоромах»). И если раньше мужики мотались в Михайлов в надежде подрядиться на перевозки каких-то грузов, то теперь они дома зарабатывали больше…

Но чтобы делать много цемента, то нужно и гипса много. Где его взять — я в принципе знал, проблема была в том, что село Княгинино принадлежало Бобринским, у которых выкупить кусочек земли было делом практически невозможным. Точнее, в принципе невозможным: это село, как и несколько других, для моих целей подходящих, составляли майорат — то есть эти земли вообще нельзя было продавать целиком или частями, или даже в аренду отдавать. Однако все же знают: если нельзя, но очень хочется, то можно.

В Российской империи было кое-что такое, какое ни при каких обстоятельствах не могло стать частной собственностью. Это были «федеральные» дороги: и сама дорога, и некая «полоса отчуждения» принципиально были государственной собственностью. А Йоган-Каспар-Михаил Трейблут «за определенную мзду» записал дорогу в Бобрики и еще одну, из Бобриков куда-то в сторону Скопина, как раз в «казенные». Мзда была, с моей точки зрения, довольно скромной, причем выдал я эту мзду тульскому губернатору еще до того, как гипсом озаботился: в Туле мною была выстроена губернская больница. А еще одну мзду, на этот раз уже живыми деньгами (и в сумме сто двадцать тысяч рублей) пришлось отдать Бобринским за то, что у этой «федеральной трассы» полоса отчуждения была нарезана аж в сто саженей при «традиционных» десяти-двенадцати. Моя хитрость заключалась в том, что на полосе отчуждения губернские власти могли делать что пожелают. Обычно там строили какие-то постоялые дворы, трактиры для проезжающих — а я начал строить шахты. Причем — очень незаметно стал их строить: выкопанную землю высыпал на строящуюся «шоссейную дорогу», так что никакие отвалы или терриконы суть стройки (проводимой за высоким забором) не выдавали. А сами Борбринские — в поместье своем они и не появлялись, а управляющим было на все, что у дороги творится, вообще начхать. Откровенно говоря, относительно «не начхать» на шахту было лишь одному человеку: Андрюше Юреневу. Этот парень успешно закончил гимназию в Одоеве в прошлом году и пристроился на работу по постройке гипсовой шахты. Начальником стройки, так как других грамотных людей на эту должность не нашлось — и он очень старался не ударить в грязь лицом…

Алёна в конце концов меня достала. Не в смысле надоела, а в смысле заставила сделать для неё нужный механизм. Не только ей, конечно, нужный — но нужный именно ей в первую очередь.

Вообще-то с портными разного рода и разного уровня мастерства всё было очень неплохо, но жене надоело объяснять, в какую именно одёжку ей хочется одеть дочку, и, главное, почему. По её единственно верному мнению дочь следовало одевать красиво — но вот понятие о красоте у Алёны было несколько… оригинальное. Когда еще она занималась переписыванием разного рода текстов с телефона на бумагу, мне пришлось её с телефоном обращаться научить, а ведь там не одни лишь тексты были. Там были еще и фильмы…