Престижное удовольствие. Социально-философские интерпретации «сериального взрыва»

Технологический гуру и футуролог Рэй Курцвейл, который также занимает пост технического директора компании Google, регулярно дает прогнозы на ближайшее будущее. В 2016 году он в очередной раз предсказал, что ожидает человечество. Но если раньше он старался не делать макропрогнозов и давать точные предсказания, ограничиваясь десятилетиями, то в этот раз спрогнозировал развитие техники вплоть до 2099 года. Среди его предсказаний наибольший интерес представляют следующие: «2027-й – персональный робот, способный на полностью автономные сложные действия, станет такой же привычной вещью, как холодильник или кофеварка»; «2029-й – компьютер сможет пройти тест Тьюринга, доказывая наличие у него разума в человеческом понимании этого слова. Это будет достигнуто благодаря компьютерной симуляции человеческого мозга»; «2038-м – появление роботизированных людей, продуктов трансгуманистичных технологий. Они будут оборудованы дополнительным интеллектом»; «2044-м – небиологический интеллект станет в миллиарды раз более разумным, чем биологический»[112]. Таким образом, если прислушиваться к предсказаниям Курцвейла, можно сказать, что уже очень скоро робототехника будет внедрена в социальную повседневную жизнь.

При этом то, что появление роботов, киборгов и искусственного интеллекта чревато большими опасностями, знают практически все, кто хотя бы поверхностно знаком с современной популярной культурой. Так, уже в оригинальном «Терминаторе» зрителям рассказали о машинах, которые «мечтают убить всех человеков», как выражался Бендер, один из самых знаменитых в поп-культуре роботов, один из главных героев мультипликационного сериала «Футурама». Выходит, что, с одной стороны, люди фантазируют о благой жизни в будущем рука об руку с роботами, которые эту жизнь всем облегчат и улучшат, а с другой – невероятно этих роботов боятся. Таким образом, фантазии не тему техники позволяют нам обратиться к опасностям «восстания машин», которое, если довериться прогнозу Курцвейла, можно ожидать уже в середине этого века. Однако самое любопытное в том, что ранее агрессию роботов не пытались помыслить в оптике революционного восстания (даже в оригинальном «Мире Дикого Запада» это всего лишь техническая неудача, которая, впрочем, привела к печальным последствиям), что очень симптоматично. В этом смысле революция остается в плену традиционных социальных теорий, которые хотя и работают с будущим, но все же не совсем с тем, о котором идет речь, что, кстати, говорит об ограниченном эвристическом потенциале этих теорий. И тогда основной вопрос этого очерка заключается в том, можем ли мы говорить о восстании андроидов как о революции.

Начнем с того, что сегодня роботы или киборги стали одной из самых популярных тем, которые эксплуатируют кинематографисты. Точнее, разумеется, не только кинематографисты, но в кино – как наиболее массовом из искусств – киборги и роботы находят наибольшую популярность, так как кинематограф служит проводником в жизнь многих идей, до поры до времени остававшихся относительно неизвестными. Более того, по тому, насколько часто в кино обращаются к той или иной теме, можно судить о ее, этой темы, востребованности. В этом смысле проблема роботов и киборгов говорит нам кое-что о современной культуре и даже о развитии современных цивилизаций. Например, сколько мы можем назвать отечественных фильмов, в которых бы поднималась проблема искусственного интеллекта или обсуждалась проблема разграничения человеческого и не-человеческого? Речь не о старой фантастике, в которой роботы бороздят просторы космоса вместе с астронавтами. Разговор о включенности андроидов в повседневную жизнь. Если мы не можем вспомнить много фильмов, посвященных этой теме, то это говорит нам лишь о том, что наша культура довольно сильно отстает от западной, потому что аудитория, заинтересованная в кино, озабочена другими проблемами. Художники и авторы посвящают себя тем темам, которые были бы интересны зрителю, то есть для отечественного кино скорее интересна, скажем, репрезентация войны или истории, чем решение проблемы будущего. И дело не столько в технических возможностях показать робота, а в том, чтобы хотя бы ограниченными средствами, но все-таки поднять проблему репрезентации робототехники для укоренения ее в общественном сознании. Однако этого нет.