Читаем Преступление и наказание, Часть 4 полностью

"But I am very anxious to see Avdotya Romanovna once.- Но с Авдотьей Романовной однажды повидаться весьма желаю.
I earnestly beg it.Серьезно прошу.
Well, good-bye for the present. Oh, yes.Ну, до свидания... ах, да!
I have forgotten something.Ведь вот что забыл!
Tell your sister, Rodion Romanovitch, that Marfa Petrovna remembered her in her will and left her three thousand roubles.Передайте, Родион Романович, вашей сестрице, что в завещании Марфы Петровны она упомянута в трех тысячах.
That's absolutely certain.Это положительно верно.
Marfa Petrovna arranged it a week before her death, and it was done in my presence.Марфа Петровна распорядилась за неделю до смерти, и при мне дело было.
Avdotya Romanovna will be able to receive the money in two or three weeks."Недели через две-три Авдотья Романовна может и деньги получить.
"Are you telling the truth?"- Вы правду говорите?
"Yes, tell her.- Правду.
Well, your servant.Передайте. Ну-с, ваш слуга.
I am staying very near you."Я ведь от вас очень недалеко стою.
As he went out, Svidrigailov ran up against Razumihin in the doorway.Выходя, Свидригайлов столкнулся в дверях с Разумихиным.
CHAPTER IIII
It was nearly eight o'clock. The two young men hurried to Bakaleyev's, to arrive before Luzhin.Было уж почти восемь часов; оба спешили к Бакалееву, чтобы прийти раньше Лужина.
"Why, who was that?" asked Razumihin, as soon as they were in the street.- Ну, кто ж это был? - спросил Разумихин, только что вышли на улицу.
"It was Svidrigailov, that landowner in whose house my sister was insulted when she was their governess.- Это был Свидригайлов, тот самый помещик, в доме которого была обижена сестра, когда служила у них гувернанткой.
Through his persecuting her with his attentions, she was turned out by his wife, Marfa Petrovna.Через его любовные преследования она от них вышла, выгнанная его женой, Марфой Петровной.
This Marfa Petrovna begged Dounia's forgiveness afterwards, and she's just died suddenly.Эта Марфа Петровна просила потом у Дуни прощения, а теперь вдруг умерла.
It was of her we were talking this morning.Это про нее давеча говорили.
I don't know why I'm afraid of that man.Не знаю почему, я этого человека очень боюсь.
He came here at once after his wife's funeral.Он приехал тотчас после похорон жены.
He is very strange, and is determined on doing something....Он очень странный и на что-то решился...
We must guard Dounia from him... that's what I wanted to tell you, do you hear?"Он как будто что-то знает... От него надо Дуню оберегать... вот это я и хотел сказать тебе, слышишь?
"Guard her!- Оберегать!
What can he do to harm Avdotya Romanovna?Что ж он может против Авдотьи Романовны?
Перейти на страницу:

Похожие книги

Бывшие люди
Бывшие люди

Книга историка и переводчика Дугласа Смита сравнима с легендарными историческими эпопеями – как по масштабу описываемых событий, так и по точности деталей и по душераздирающей драме человеческих судеб. Автору удалось в небольшой по объему книге дать развернутую картину трагедии русской аристократии после крушения империи – фактического уничтожения целого класса в результате советского террора. Значение описываемых в книге событий выходит далеко за пределы семейной истории знаменитых аристократических фамилий. Это часть страшной истории ХХ века – отношений государства и человека, когда огромные группы людей, объединенных общим происхождением, национальностью или убеждениями, объявлялись чуждыми элементами, ненужными и недостойными существования. «Бывшие люди» – бестселлер, вышедший на многих языках и теперь пришедший к русскоязычному читателю.

Дуглас Смит , Максим Горький

Публицистика / Русская классическая проза
Лев Толстой
Лев Толстой

Книга Шкловского емкая. Она удивительно не помещается в узких рамках какого-то определенного жанра. То это спокойный, почти бесстрастный пересказ фактов, то поэтическая мелодия, то страстная полемика, то литературоведческое исследование. Но всегда это раздумье, поиск, напряженная работа мысли… Книга Шкловского о Льве Толстом – роман, увлекательнейший роман мысли. К этой книге автор готовился всю жизнь. Это для нее, для этой книги, Шкловскому надо было быть и романистом, и литературоведом, и критиком, и публицистом, и кинодраматургом, и просто любознательным человеком». <…>Книгу В. Шкловского нельзя читать лениво, ибо автор заставляет читателя самого размышлять. В этом ее немалое достоинство.

Анри Труайя , Виктор Борисович Шкловский , Владимир Артемович Туниманов , Максим Горький , Юлий Исаевич Айхенвальд

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Биографии и Мемуары / Критика
Вьюга
Вьюга

«…Война уже вошла в медлительную жизнь людей, но о ней еще судили по старым журналам. Еще полуверилось, что война может быть теперь, в наше время. Где-нибудь на востоке, на случай усмирения в Китае, держали солдат в барашковых шапках для охраны границ, но никакой настоящей войны с Россией ни у кого не может быть. Россия больше и сильнее всех на свете, что из того, что потерпела поражение от японцев, и если кто ее тронет, она вся подымется, все миллионы ее православных серых героев. Никто не сомневался, что Россия победит, и больше было любопытства, чем тревоги, что же такое получится, если война уже началась…»

Вениамин Семенович Рудов , Евгений Федорович Богданов , Иван Созонтович Лукаш , Михаил Афанасьевич Булгаков , Надежда Дмитриевна Хвощинская

Фантастика / Приключения / Русская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фантастика: прочее
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности
Собрание сочинений. Т. 4. Проверка реальности

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. В четвертом томе собраны тексты, в той или иной степени ориентированные на традиции и канон: тематический (как в цикле «Командировка» или поэмах), жанровый (как в романе «Дядя Володя» или книгах «Элегии» или «Сонеты на рубашках») и стилевой (в книгах «Розовый автокран» или «Слоеный пирог»). Вошедшие в этот том книги и циклы разных лет предполагают чтение, отталкивающееся от правил, особенно ярко переосмысление традиции видно в детских стихах и переводах. Обращение к классике (не важно, русской, европейской или восточной, как в «Стихах для перстня») и игра с ней позволяют подчеркнуть новизну поэтического слова, показать мир на сломе традиционной эстетики.

Генрих Вениаминович Сапгир , С. Ю. Артёмова

Поэзия / Русская классическая проза