Преступление и совесть

Какой-то неясный еще план рождался в голове этого простодушного ремесленника. Мысли путались. Теперь уже Липа понимал, что для достижения цели требуются жертвы. Ему, Липе Поделко, нужно стать первой жертвой. Так оно и будет… Наследство, правда, могло бы всю его семью поставить на ноги, как сказал пристав, «хватит с вас звона жести, сопровождающего всю вашу жизнь». Хватит с него, бедняка, согбенной поясницы; какая у него покалеченная жизнь! А какую благотворительность он смог бы развить! Сколько света и надежд пришло бы в его бедняцкий дом! А как ожила бы его старушка, прозябающая в постоянной нужде. «Что ты, Липа, дашь мне на субботу?..» — тоскливо сверлит ее скорбный голос. Никогда бы не гасли радость и свет в его доме! Даже в будний день скатертью был бы накрыт не только обеденный стол, но и кухонный шкафчик…

Но нет, он будет ждать, как все евреи ожидают, светлых празднеств с приходом Мессии. Ждали ведь столько, так подождет еще! Зато жестянщик Липа, жестянщик из поколения в поколение, ремесленник испокон веков, спасет безвинно страдающего несчастного человека.

Нужно только найти адвоката Марголина, говорят, что тот что-то предпринимает для спасения Менахем-Менделя Бейлиса. Вот с ним он и посоветуется…

Отягощенный размышлениями, Липа рано поднялся, умылся и произнес утреннюю молитву. Молча перекусив и никому ничего не сказав, он направился к присяжному поверенному. Как же узнать адрес этого адвоката? Липа как-то слышал, что Марголин будто бы проживает по Кузнечной улице, но не знал, в каком доме. Что ж, он будет ходить из дома в дом, пока кто-нибудь не укажет ему точный адрес.

Уже на Кузнечной Липу осенила мысль: надо обратиться к полицейскому, стоящему на посту, и осведомиться у него.

Высокий, длинноусый полицейский смерил подошедшего ремесленника суровым взглядом. Очевидно, одежда его не пришлась по душе строгому блюстителю порядка. У Липы замерло сердце.

— Что тебе нужно от господина адвоката? — спросил наконец городовой. — Почему молчишь, господин еврей? — спросил он, все еще рассматривая Липу.

— Нужен мне этот господин Марголин.

— Для чего?

— Я должен получить наследство… вот и хочу узнать…

— Вот как! — Полицейский разгладил длинные усы и с удовлетворением улыбнулся. — Наследство… А большое наследство?

«Его собачье дело», — подумал жестянщик, но не отвечать вовсе было нельзя.

— Видите ли, ваше благородие, — замялся Поделко, — я получаю наследство от моего отца.

— Так вот я и спрашиваю — большое ли наследство?

Липа промолчал.

— Пойдем, укажу тебе, где проживает господин Марголин. Гляди, видишь вон тот дом на углу, куда повернул трамвай? Да смотри, куда тебе указывают, а то таращишь свои гляделки не в ту сторону. Вон там, где бакалейная лавка.

— Вижу, ваше благородие. Благодарю вас.

Служанка сперва не хотела впускать жестянщика: «Господин Марголин занят, адвокат сегодня не принимает. Скажите, кто вы и по какому поводу пришли».

Такая встреча перепутала мысли и планы старика. Подумать только: он все подготовил, даже первую фразу при встрече с адвокатом продумал, так вот тебе такая напасть — служанка преградила ему путь.

— Прошу вас сказать господину Марголину, что мне необходимо повидать его.

— Кто вы и как вас звать?

— Как меня звать? — Липа задумался.

— А что, нет у вас имени? — рассмеялась служанка.

После небольшой паузы она смилостивилась и направилась в комнаты, но вдруг остановилась и вполоборота спросила:

— Как же мне сказать Арнольду Давидовичу, кто хочет повидаться с ним?

— Как сказать? Скажите — еврей, простой ремесленник… — Никак ей не понять, что сказать хозяину, кто все-таки хочет повидать его. — Скажите, пожалуйста, ремесленник с Подола пришел, по важному делу, по очень важному делу.

— Обождите минуточку. — И она захлопнула за собой дверь.

Минуты ожидания показались Липе долгими. Наконец распахнулась дверь и служанка впустила его.

Сняв свое пальтишко, Поделко обтрусил потертый пиджачок и брюки, словно они были чем-то испачканы.

— Вы хотели меня видеть? — спросил хозяин квартиры.

— Да, хотел… — Липа увидел перед собой человека средних лет с круглым, гладко выбритым лицом, с лысиной почти до затылка.

— Почему так смотрите, разве знаете меня? — спросил Марголин.

— Нет, никогда не видал, слышал только о вас, много слышал, господин Марголин.

— Очень приятно. Садитесь. Какое у вас дело?

— Я хотел бы просить, чтоб выслушали меня.

— Садитесь, пожалуйста.

Поделко сел, не сводя глаз с портрета на стене.

— Вам понравился портрет? — спросил Марголин. — А знаете, кто это?

— Знаю. Виленский гаон[6], — выпалил жестянщик.

— Нет, это барон Гинзбург[7].

Адвокату стало понятно, что его посетитель не знает, о ком идет речь.

— Вы никогда не слышали о нем? Это великий благодетель, он много жертвует.

— Понимаю, он жертвует для нуждающихся, — обрадовался Поделко. — Очень хорошо, что есть среди евреев такие люди.

— О чем же вы хотели со мной говорить?

— Я уже говорил о своем желании — чтобы вы выслушали меня, господин…

— Меня зовут Арон.

— А по отцу?

— Давидович.

— Очень хорошо. Меня зовут Липа, а отца Борух.