Преступление и совесть

Известный теперь адвокат помнил, что в его гимназические годы в доме отца все было высчитано до копейки, царила сдержанность и скромность. Стоило кому-нибудь из членов семьи только заикнуться о состоятельности знакомых или соседей, и отец немедленно сурово прерывал такие разговоры, даже штрафовал за завистливые речи. Да, будущий адвокат прошел хорошую школу воспитания, ему помнятся поучения о необходимости довольствоваться тем, что есть, что дано жизнью.

Воспоминания, воспоминания…

Получив в ноябре 1911 года из Киева телеграмму от некоторых организаций с предложением взять на себя защиту Бейлиса, Грузенберг не заставил себя долго ждать — он немедленно приехал, чтобы на месте ознакомиться с делом и с людьми. Ему представилась возможность поближе сойтись с адвокатом Марголиным, который поведал ему о предложении Веры Чеберяк: она, дескать, согласна взять на себя обвинение в убийстве мальчика, но хочет за это сорок тысяч рублей.

Вначале Грузенбергу показалось, что это предложение следует продумать, так или иначе она ведь настоящая виновница. Но, хорошенько поразмыслив, он пришел к выводу, что вся затея — чистая провокация и к добру не приведет. Ее предложение может, как бумеранг, нанести обратный удар. Разочаровал он не только Марголина, но и журналиста Бразуль-Брушковского, горячего сторонника предложения Веры Чеберяк.

— Это авантюра, — убеждал Грузенберг. Умные и проницательные глаза под сверкающими стеклами пенсне сердились. — Не ее это фантазия, кто-то из своры Чаплинского все подстроил…

— Но предложение это можно рассматривать как шахматную комбинацию, — возражал Марголин.

— Эффектную, ловкую, но не обоснованную. Морфи забраковал бы ее, — улыбался Грузенберг.

— Наоборот, это как раз комбинация для Морфи, — настаивал Марголин. Ему, киевскому адвокату, было безразлично, каким путем достигнуть цели, только бы поскорее освободить Бейлиса.

— Как вам известно, вопрос теперь стоит не только о Бейлисе, — пояснил Грузенберг. — Дело в сохранении достоинства и покоя целого народа, поэтому нужно продумать каждый шаг. Я, естественно, не могу запретить вашим киевским общественникам действовать теми путями, какими они думают достигнуть успеха в этом несчастном деле. Но я как адвокат не пошел бы на это, принимая во внимание действия темных сил, вооруженных страшным оружием… Я бы запретил комбинацию с Верой Чеберяк…

Несколько позже Грузенбергу рассказали о Липе Поделко, который согласен отдать наследство, полагая, что со своими десятью тысячами он станет современным Мессией.

— В нашем народе были многие, — заметил Грузенберг, — принесшие себя в жертву, но о таком я еще не слышал. Мне думается, что будущие адвокаты Бейлиса не подумают о гонораре. Это дело чести, долга и настоящего гуманизма. Золя, принимавший участие в процессе Дрейфуса, не думал о вознаграждении. Даже разговоры об этом оскверняют святое дело защиты Бейлиса.

…Грузенберг долго расхаживал по Липкам, предаваясь волне воспоминаний. Давно он не был в Киеве, поэтому хотелось подольше посмотреть на город в зимнем наряде. Он знал, что этот город хорош даже в осенние плачущие дни, обаяние города сильно во все времена года. Петербургскому адвокату хотелось хоть немного отдохнуть здесь от столичного гама и суеты.

Лишь когда начал угасать дневной свет, стирая грани домов и сливая их, дома, в одну темную массу, когда исчезли тени, Грузенберг вспомнил, что договорился о встрече с местным адвокатом Григоровичем-Барским — прогрессивным и в высшей степени порядочным интеллигентом, которому прекрасно были известны проделки местных «союзников». Да, необходимо встретиться с ним и поговорить, это очень важно и полезно для предстоящего дела.

Встреча адвокатов произошла в доме Григоровича-Барского, проживающего недалеко от городской думы.

— Очень рад видеть вас у себя, Оскар Осипович! — встретил Грузенберга хозяин.

— Приветствую вас, Дмитрий Николаевич, в вашем доме.

В завязавшейся беседе Григорович-Барский рассказал о некоторых проделках студента Голубева и его своры, о добрых намерениях следователя Фененко в деле разоблачения подлинных преступников, а также о действиях Чаплинского. Перед Грузенбергом возникла яркая картина всего происходящего в Киеве в связи с делом Бейлиса.

— Не считаете ли вы, Оскар Осипович, что, если процесс действительно будет организован, следовало бы пригласить защитником также Николая Платоновича Карабчевского?

Грузенберг задумался: как лучше ответить на заданный вопрос?

— Я думаю, — заговорил он наконец, — если Чаплинский затянет дело подготовкой ложных показаний, чтобы оправдать ритуальную версию, тогда, несомненно, вызовутся защитниками не только Карабчевский, но и другие видные петербургские адвокаты. Зарудный уже разговаривал со мной об этом. Мне бы хотелось, чтобы вмешался Короленко, — для нас это было бы выигрышно, а для черносотенцев сильным ударом. О воззвании к русскому обществу вы, безусловно, уже слышали. Оно скоро появится во многих либеральных газетах.

И Грузенберг рассказал о своих последних встречах с Короленко.