Преступление и совесть

Эффект был не таким, какого ожидал прокурор. Большинство членов судебной палаты равнодушно выслушало его сообщение. Лишь на лице Буковского можно было заметить оттенок сожаления. Седовласый Феофил Филатович поинтересовался, о чем идет речь, и с удивлением спросил:

— А почему, Георгий Гаврилович, об этом ничего нет в газете «Новое время»?

Послышался смех.

— И быть не может. Журналисты, очевидно, не разузнали еще об этой истории, — ответил Чаплинский.

— О-го-го, — рассмеялся старец, — журналисты узнают все всегда раньше полиции.

— Ошибаетесь, Феофил Филатович, — вмешался Буковский.

Грозный голос председателя палаты перебил его:

— Прошу господ членов судебной палаты освободить стол от лишних бумаг, не имеющих отношения к делу, которое мы будем сейчас обсуждать.

Газета возле Феофила Филатовича мгновенно исчезла.

— Александр Александрович, — обратился прокурор к председателю, — пока мы еще не приступили к делу, у меня небольшое замечание.

Председатель улыбнулся:

— Мы еще ни о чем не говорили, а у вас уже замечание! Не совсем в вашем стиле, Георгий Гаврилович.

— Необычность вопроса вынуждает меня на сей раз сделать необходимое замечание. На вас, уважаемые коллеги, возлагает большие надежды русское население всего западного края, — Чаплинский повернулся в сторону Шишова. — Мне памятно, как уважаемый Леонтий Иванович при первой нашей встрече удачно выразился, дескать, найденная правда всегда возвышает как русский народ, так и престол… Вся Россия в ожидании этого процесса, который должен стать процессом двадцатого столетия…

С места поднялся Каменцев — человек с мягким, бархатным голосом — и позволил себе перебить прокурора.

— Мне непонятно, — сказал он, — почему Георгий Гаврилович нарушает закон…

— Александр Александрович, — Буковский пытался что-то сказать, но его остановил строгий взгляд Шишова, и он замолчал.

— Петр Дементьевич, несомненно, прав, — согласился Чаплинский, — не по закону прокурору иметь вступительное слово на таких заседаниях. Но, уважаемые господа, дело это исключительной важности, завершения его ждут с нетерпением во всей России, ждут справедливого его разрешения.

— Выслушаем раньше отчет, а затем уж и разберемся, — вставил Шишов, обеими руками разглаживая бороду.

— Безусловно, дорогие коллеги, — отозвался наконец председатель. — Итак, Василий Иванович, вам слово.

Буковский зачитал приготовленный обвинительный акт, которому предстояло сыграть должную роль в предстоящем процессе.

Шишов, презрительно сощурившись, глядел на оратора и думал: «И как не стыдно ему в этот солнечный, ясный день — ложь пронизывает каждое его слово! Даже голос его фальшив. И никакого юридического обоснования! Хотя в его плохой актерской игре все же чувствуется хорошая режиссура Чаплинского».

Едва только Буковский закончил свой доклад, председатель предложил высказываться.

Феофил Филатович задал несколько ничтожных вопросов — велика ли семья у Бейлиса, сколько лет старшему ребенку. Большинство членов палаты молчало. Поглядывая на членов палаты, Шишов подумал: «Все они являют собой неслаженный оркестр, издающий фальшивые звуки, а сами музыканты — безжизненные существа. И капельмейстер Мейснер не справляется со своими функциями, вместо него оркестром руководит прокурор Чаплинский, стремящийся всех забрать под свою прокурорскую мантию…»

Нет, он, Шишов, не полезет под его прокурорскую красную мантию, она цвета крови…

Чтобы вывести себя из тяжелого душевного состояния, Шишов тычет в ноздри табак и задумывается. Тут он слышит, что Мейснер предлагает ему высказать свое мнение.

Поднявшись, Шишов взял обвинительный акт и начал ясно и четко:

— В оглашенном обвинительном акте отсутствуют необходимые доказательства, согласно которым можно было бы, как гласит закон, предать человека суду. Их нет! Это бессодержательный документ…

— Вы забыли, милостивый государь, кому служите и для кого служите, — услышал он раздраженный голос Чаплинского.

— Спокойно, господа! — попросил председатель. Веки у него задергались чаще и быстрее.

— Я никогда не забываю о моем долге, Георгий Гаврилович, — ответил Шишов, понизив тон, и положил на стол обвинительный акт.

Послышался стук хлопнувшей двери: то Чаплинский вышел в соседнюю комнату.

— Леонтий Иванович, пожалейте себя и вашу уважаемую супругу, — шепнул Буковский, — одумайтесь…

Шишов отвернулся от Буковского и обратился к членам судебной палаты:

— Я уверен, что вы не осудите невинного человека…

Шишов вернулся на свое место, ему казалось, будто в ушах звенит голос его Настеньки: «Правильно, папа, правильно поступаешь. Совесть и справедливость…»

Вернулся Чаплинский и с порога спросил у председателя:

— Вы уже проголосовали? Я специально вышел, чтобы не подумали, что я оказываю давление на членов палаты.

У прокурора не было уверенности, что рыцари богини Фемиды захотят осрамить его. Зато он был уверен, что рыцари Киевской судебной палаты останутся верными слугами щегловитовского Министерства юстиции.