Преступление и совесть

— А знаешь ли, Бейлис, кто пришел к тебе? — спросил один из сопровождающих, указывая на даму. — Жена генерал-губернатора…

А какой-то военный с множеством орденов на груди выступил вперед.

— Ты, вероятно, знаешь, Бейлис, что скоро исполняется триста лет, как нашим отечеством управляет династия Романовых, — сказал он. — В ознаменование этой даты будет издан указ его величества — нашего государя императора — об амнистии для разных преступников, в том числе и для убийц и воров. Ты, как большой преступник, также можешь попасть под эту амнистию, можешь на это рассчитывать, если напишешь на имя его величества государя императора прошение о помиловании…

Тишина воцарилась в камере. Военный услужливо смотрел на даму. Высокий, широкоплечий, с седыми бакенбардами, он нагнулся и поднял с тюремного пола нечаянно уроненный ею платочек.

— Нет, нет, — вздрогнула та. Платочек, упавший на пол здесь, она не возьмет в руки.

Один из чиновников, сопровождавших генерал-губернаторшу, взял платочек и протянул его Гавриле Доценко, но тот швырнул его под ноги и потоптал сапогами.

— Ах ты, негодяй! — воскликнул чиновник, и губы у него задрожали.

Дама подняла лорнет к глазам и повернулась в сторону военного.

— Спросите у него, за что он сидит?

— За что ты попал сюда? — спросил тот у Гаврилы.

— За кусок хлеба, ваше благородие…

— За кусок хлеба? Не может этого быть! — зашептали губы женщины. — Жестоко! — сказала она сопровождавшим ее лицам.

— Жестоко, графиня, но справедливо, — отчеканил военный, с удовольствием поглаживая бакенбарды. — Итак, Бейлис, ты понял, что тебе нужно? Дайте ему бумагу и перо, — приказал он.

— Не надо, господин генерал, — сказал Бейлис. — Я невиновен и никаких прошений о помиловании писать не буду. Я уверен, что меня освободят…

— Ишь какой уверенный! — вскипел генерал, ища поддержку у сопровождающих.

— Чудовище! — взвизгнула дама. — Какое упрямство!

Приподняв подол шуршащего платья, она направилась к двери.

— Чудовище! — раболепно подхватили ее сопровождающие и, опустив головы, последовали за дамой.

Со своими людьми

Тихим зимним вечером к киевскому вокзалу подошел поезд, и из одного из вагонов вышел человек лет сорока пяти. Не глядя по сторонам, он сразу направился к привокзальной площади, нанял сани и попросил отвезти его на Подол.

— На какую улицу? — спросил извозчик.

— На какую? — несколько задумался пассажир. — Сейчас, сейчас… На Межигорскую.

— Какой номер?

— Приедете туда, и я вам укажу.

— Ладно, барин.

Пассажир с маленьким чемоданчиком в руке был одет в черное драповое пальто с меховым воротником, в каракулевую шапку, на ногах его были сапоги с застежкой.

Проехали Бибиковский бульвар, выехали на широкий Крещатик и у Купеческого клуба спустились к Подолу. У Житнего базара пассажир попросил свернуть вправо.

— А вы говорили, на Межигорскую, — заметил пассажиру возница, но ответа не последовало.

Пассажир, упрятав уши под шапку, сделал вид, что не слышит. Возница перегнулся с козел к пассажиру с круглой бородкой и спросил:

— Барин, куда вы хотите заехать?

Ответа не последовало. Через несколько минут возница снова обернулся к пассажиру и снова в свете промелькнувшего фонаря увидел только бородку. Он не мог понять, спит пассажир или нет.

— Что случилось? — наконец спокойно спросил сидевший в санях.

— Хочу знать, куда вас везти.

— На Межигорскую я просил.

— А мы Межигорскую уже проехали… Дальше ехать боюсь…

— Почему?

— Здесь неподалеку сегодня дрались.

— Кто?

— Хулиганы. Били евреев…

— Кто бил?

— Я ведь сказал уже — хулиганы. — После небольшой паузы возница стал негромко рассказывать: — Вероятно, слышали о Бейлисе, так вот, каждый день дерутся на Подоле, вон там, подальше — на Лукьяновке.

— О Бейлисе я слышал. Он ведь сидит в тюрьме. Так почему дерутся теперь?

— А я знаю? Говорят, что Чеберячка натравливает своих молодчиков. Ну вот, я уже и привез вас, барин, обратно на Межигорскую.

— Большое спасибо. Высадите меня здесь. Как раз сюда мне и нужно.

Возница придержал коня. Пассажир достал из кармана монету, подал вознице и слез с саней… Когда он уже шел, вдогонку ему послышался голос возницы:

— Осторожно, барин… Здесь больно много собак, да еще какие собаки!

Вскоре приезжий постучал в дверь одноэтажного домика.

— Кто там? — спросил женский голос.

— Откройте, свой. Не бойтесь.

— А кто же это? — снова повторил голос.

— Здесь продается сено?

Из-за стола поднялся Петр Костенко и подмигнул жене:

— Это ко мне, не пугайся, — и направился к двери.

— Сколько вам нужно сена?

— Один снопик.

Костенко открыл дверь и увидел человека среднего роста, которого сразу же узнал.

— Григорий Иванович, ждем вас уже три дня.

— Раньше не мог прибыть.

— Раздевайтесь, Григорий Иванович, — обрадованно сказал Костенко и лишь теперь подал ему руку. — Это наш депутат Петровский, — сообщил он жене. — Лиза, чего смотришь так удивленно? Познакомитесь, Григорий Иванович, с моей женой. Она у меня сельская.

— В Киеве проживает и все еще сельская? — усмехнулся Петровский.

— Тоскует по дому, по полю и лесу.

— Мне кажется, что Киев достаточно зеленый город, совсем не то, что донецкие шахты, — заметил гость.