Преступление и совесть

В это время пришел Костенко с группой рабочих: рабочие уселись на скамью, которую принесла Прасковья Кирилловна. Сама она подсела к Костенко, с которым была хорошо знакома, и спросила:

— А где тот, кучерявый?

— Тимка? Он скоро придет.

— Тимка Вайс? — вмешался Федор Николаевич. — Без него не обходимся. Именно он должен привести сюда депутата. Поняла?

Прасковья Кирилловна кивнула головой: она, конечно, поняла.

Через несколько минут в сенях послышались шаги.

Гусев направился к двери, тихо открыл ее, зажег спичку и осветил сени.

— Заходите, добро пожаловать, Григорий Иванович!

Увидев Петровского, все встали. Он сделал шаг назад, сказал:

— Что я — генерал какой-нибудь, что вы встаете передо мной?

Все потупили глаза. Федор Николаевич протянул руку:

— Дайте мне ваше пальто.

Петровский снял пальто, Тимка Вайс быстро взял его и вышел в сени стряхнуть снег.

Петровский кинулся в сени, выхватил у Тимки пальто, перекинул через руку, а другой стряхнул снег с шапки. Вернувшись в комнату, он сердито сказал:

— Послушайте, товарищи, я хоть гость у вас, но барином никогда не был. А вы, молодой человек, — обратился он к Тимке Вайсу, — такого больше никогда не делайте.

Присутствующие переглянулись.

— Не обижайтесь, товарищи, но это унижает человека… Не взыщите на меня, но мы не так воспитаны…

— Это обыкновенная вежливость, Григорий Иванович, — оправдывался Федор Гусев, — вы у нас драгоценный гость.

— Что же вы, — вмешалась Прасковья Кирилловна, — напали на человека! Дайте ему в себя прийти!

Замечание хозяйки вызвало смех, и от этого она почувствовала себя вольнее. Движимая добрыми чувствами к гостю, она поднесла ему миску с арбузами и сказала:

— Попробуйте, Григорий Иванович, наши арбузы. Сама солила. Федор ведь всегда занят.

Муж сердито посмотрел на нее.

— А что, я снова сказала что-то не так?..

— Нет, боже упаси, хозяюшка, вы очень хорошо сказали. Я, безусловно, попробую, — при этом Петровский кивал своей большой головой, черные влажные глаза улыбались, успокаивая хозяйку.

Вскоре Федор Николаевич поставил на стол кипящий самовар, и его веселое шипение сделало комнату еще уютнее.

За чаем Петровский рассказал много интересного и важного про партийную конференцию в Кракове.

— Кто руководил конференцией? — спросил Костенко.

— Естественно, Ленин.

— Расскажите, как товарищ Ленин выглядит? — попросил Ратнер, придвигая табуретку поближе к гостю.

Петровский немного призадумался, затем добродушно улыбнулся и начал:

— Как бы вам сказать… Портретов я, безусловно, рисовать не умею и не берусь за такое дело. Среднего роста, блондин, впрочем, темный блондин с большим лбом и узкими всевидящими глазами. Он смотрит на вас и видит все, что делается в вашей душе. Так что ему не солжешь, он сразу поймет… Там был человек, колеблющийся между большевизмом и меньшевизмом…

— Мартов? — спросил старый Гусев.

— Нет, Мартова на краковской конференции не было. Куда ему! Так вот Ленин спросил его прямо: «Вы стоите на нашем берегу или на другом, на противоположном?» И сказано это было твердо, в то же время спокойно и корректно.

— А что дальше? — нетерпеливо спросил Костенко.

— Что дальше? Он не нашелся что сказать… — улыбнулся Петровский. — Так и не дал вразумительного ответа. На следующее заседание человек этот не пришел… — И после короткой паузы он добавил: — Таков Владимир Ильич. С твердой волей и всегда откровенен.

Петровский рассказал также о социал-демократической фракции в Думе, о вопросах, которые она поднимает в русском парламенте. Вот, например, такое важное дело, как рабочее страхование. Весь трудовой люд в нем заинтересован. В прошлом году правительство издало закон о страховании рабочих от несчастных случаев на предприятиях. В действительности этот закон не только не улучшил, но ухудшил положение рабочих — фабриканты и местные власти по-своему истолковывают этот закон, обманывают рабочих.

— И вот мы, рабочие депутаты, сделали запрос в Государственной думе, а там, нужно вам сказать, много вражески настроенных депутатов, ненавидящих трудовых людей и не желающих знать о нуждах и требованиях рабочих. Стоим мы на высокой трибуне, говорим о нуждах рабочего класса, а нам не дают говорить — свистят, шумят, высмеивают. Но мы стоим на своем: народ ведь — это мы…

Доступно, простыми словами Петровский передавал свои впечатления и о некоторых других заседаниях Государственной думы. Все внимательно слушали, словно впитывая его слова.

Давно уже выпили всю воду из самовара, шипение в нем прекратилось, даже зола высыпалась на поднос под остывшим самоваром, а гости еще сидели за столом.

Анастасия Шишова рассказала, в свою очередь, что на многих киевских предприятиях происходят волнения в связи с убийством Андрея Ющинского. Петровский заметил:

— Вчера я говорил товарищу Костенко, что Ленин заинтересовался этой историей. И он несомненно будет писать об этом процессе.

— Григорий Иванович, — включилась в разговор Прасковья Кирилловна, — по базару нельзя пройти, все тебе шепчут на ухо о Бейлисе. Кто он? Говорят, человек с черной бородой…