— Такой же человек, как я, — Григорий Иванович указал на свою бородку. — Можно сказать, что и у меня черная борода.
— Мы, Григорий Иванович, написали воззвание к киевскому населению… — Шишова достала бумагу и протянула Петровскому.
Прочитав, он сказал:
— То воззвание, короленковское, конечно, лучше написано. Мне кажется, что параллельных обращений не нужно.
Ратнер и Шишова переглянулись с видимым удовлетворением.
— Мы так и сделали…
— Очень хорошо. К чему вам новое воззвание? Под тем подписалась прогрессивная русская интеллигенция. Там, правда, не хватает, на мой взгляд, одного: нужно разъяснить народу, как правительство использует предрассудки, ложь и навет на евреев, чтобы отвлечь внимание от революционного движения. Вот этот важный пункт вам всегда надлежит подчеркивать и разъяснять просто, четко и доступно.
— Мы так и делаем, Григорий Иванович, — сказал Костенко.
— И есть успехи?
— Как когда. Массы темны… Убедить порой очень трудно.
— Терпение и еще раз терпение, иначе мы не завоюем доверие масс, особенно людей с предрассудками. Агенты правительства кричат: «Бейте инородцев — малороссов, татар, евреев, гоните их из России, тогда вам, рабочему люду, будет лучше!» Нам нужно простыми, доступными словами рассказывать, что истинными врагами народа являются самодержавие, министры, жандармы, полиция, чиновники… У вас в университете есть социал-демократы? — спросил Петровский Ратнера.
— Есть, но очень мало.
— Мало? Почему?
— Потому что «союзники» оказывают большое влияние на массы.
— А профессура? — спросил Петровский.
— Профессура… Не все хотят вмешиваться.
— Это хуже. Но нужно быть смелее. Вот вы, господин студент, знаете кого-нибудь из профессуры? — Петровский дружески положил руку на плечо Ратнера. — Вы пробовали когда-нибудь заговорить с кем-либо из профессоров о наших социал-демократических принципах, о борьбе с либералами и «союзниками»?
— Не всегда можно рисковать. Я раз провалился с одним профессором политехнического института…
Петровский перебил его:
— Вы ведь, как мне известно, студент медицинского факультета университета и к политехническому институту никакого отношения не имеете, поэтому там и провалились. А вот, например, с профессором Шабановым вы в каких отношениях?
Ратнер и Шишова переглянулись, их лица выразили удивление и одновременно удовлетворение тем, что Петровский знает о профессоре Шабанове.
— Вы знаете Шабанова? — вырвалось у студента.
— Во всяком случае, я слышал, что он против «союзников». Это уже для нас хорошо. Мне кажется, что с ним можно завести разговор.
Расходились довольно поздно. Из дома Гусева в заброшенном переулке на Демиевке в темноту ночи по одному выскальзывали люди и сливались с падающим снегом.
Петровскому пришлось по душе окружение старого рабочего. Он вспомнил большой зал в Таврическом дворце с чуждыми враждебными лицами, которые ни в коей мере нельзя было сравнить с этими простыми людьми — его людьми, на которых он опирался в своей повседневной работе.
В тот день настроение у начальника департамента полиции Степана Петровича Белецкого было необыкновенное. Во-первых, он старался забыть о том, что сегодня день рождения Таисии Георгиевны. Вчера супруга Мария Ивановна предупредила его: если он снова пошлет своей содержанке цветы, так лучше ему… Она не хочет произносить это слово… О, на сей раз она будет зорко следить…
И Степан Петрович был осторожен, как никогда раньше. Кроме того, Таисия Георгиевна, кажется, уже вчерашний день в его жизни.
Во-вторых, в департаменте полиции происходят важные события. Шуточки! Министр юстиции сообщил не только министру внутренних дел, но и ему, Белецкому, лично, что в деле киевского убийства начинается новый этап. Сам монарх запросил министра юстиции, как продвигается киевское дело, предъявлен ли еврею с черной бородой обвинительный акт? Монарху ответили, что эксперты еще колеблются, трудно подобрать верных людей. Монарх сердился, удивлялся: неужели в его стране нельзя найти ученых, настоящих преданных ученых с русской душой?
Сообщению министра юстиции, что, кроме киевского психиатра Сикорского, никто не хочет стать на службу монархии, Николай Второй не хотел поверить. Но министр юстиции заверил императора в том, что министр внутренних дел обяжет Белецкого обеспечить эту сторону дела. И вот Степан Петрович узнал, что самому монарху стала известна его роль в деле Бейлиса и что монарх возлагает на департамент полиции и на него, Белецкого, особые надежды.