Преступление высшей пробы

— Долго я тогда переживала, ночами белугой выла, да что делать. Помню, кружила возле Лелькиного дома, хотела с Костиком встретиться и поговорить, за что он со мной так. Не пришел ведь даже, не сказал, прости, мол, встретил другую. Только ни разу я с ним одним не пересеклась. Видела как-то пару раз, как они с Лелькой шли под ручку и смеялись, никого вокруг не видели. И уж такая меня злоба брала! Ну ничего, справилась. А тут мне еще командировка подвернулась. Вернее, перевод в Москву, на работу. Я порадовалась, не столько из-за Москвы, сколько из-за того, что уеду от них подольше. С глаз долой, как говорится. А через полтора года меня обратно вернули, в этот же магазин. А за это время столько всего произошло…

Генриетта зажмурилась, а я поняла, что сейчас услышу что-то по-настоящему важное.

Вот только пожилая дама не спешила рассказывать, что же такого стряслось в Тарасове за время ее отсутствия.

— Генриетта Николаевна, — я решила рискнуть, обратившись к погрузившейся в воспоминания хозяйке квартиры, — а что же случилось, пока вы были в Москве?

— А? — Генриетта непонимающе глянула на меня, словно только что проснулась. Потом, словно выйдя из оцепенения, пояснила: — Да магазин-то наш ограбили, вынесли изделий на кругленькую сумму.

Я почувствовала, как мои глаза тоже становятся кругленькими. А ведь Елена Григорьевна в то время осталась в Тарасове и работала в том самом магазине. Или она к тому времени уже уволилась? Впрочем, долго гадать мне не пришлось, поскольку к Генриетте вновь вернулась ее словоохотливость.

— Двух подельников поймали, но ничего вроде бы у них не нашли. Кто-то их подставил, как сейчас говорят, уж не знаю. Директора сняли, завсекцией, что на мое место поставили, тоже уволили. Меня вот обратно вернули.

— А Елена Григорьевна?

— Лелька-то? — Генриетта дернула остреньким плечиком. — А что ей сделается? Во время налета она была в отпуске, ее даже как свидетеля не опрашивали, что она могла рассказать? Отозвали, правда, из отпуска, как она сама рассказывала, убытки считать.

— Вы с ней снова начали общаться?

Генриетта грустно посмотрела на меня:

— А что ж нам, всю жизнь, что ли, в молчанку играть? Сколько всего пережили-то, не вычеркнешь. Правда, как пришла я вновь в наш курятник и Лельку увидела, так на ее руки смотрю, а она заметила и засмеялась.

— А зачем вы смотрели на ее руки? — удивилась я.

Тут в свою очередь удивилась Генриетта.

— Так ведь обручальное кольцо! — назидательно произнесла она, словно поучая нерадивую школьницу. — Смотрю, кольца нет, значит, замуж не вышла. Может, Костик ее бросил, а там, глядишь, ко мне вернется. Только пустое это все. Лелька посмеивается и спрашивает, уж не думаю ли я, что Костик на ней женился? Прямо так в лоб и говорит. А сама пальцы передо мной растопырила, а на руках ни единого кольца. Нет, говорит, исчез наш Костик, поминай, как звали. Бросил он нас обеих, дурех этаких. Ну, тут мы обе разревелись, обнялись, да и напились то ли с горя, то ли на радостях, уж не знаю. И снова сдружились, как и не было ничего. Только вот нет-нет да и пробежит между нами кошка. Вот и в тот раз разругались мы с ней, да больше и не виделись, думаю, пусть первая ко мне мириться придет. Она ведь во всем виновата, разлучница. А тут вот убили ее, оказывается. Эх, Леля, Леля…

Генриетта часто заморгала и приложила платочек к глазам.

Я некоторое время помолчала, дав старушке успокоиться.

— Скажите, Генриетта Николаевна, — начала я, когда моя собеседница перестала всхлипывать и лишь нервно теребила платок, — Елена Григорьевна когда-нибудь упоминала о своих знакомых, которых звали Слава и Дима? Или Дмитрий?

Генриетта внимательно посмотрела на меня, словно пытаясь что-то припомнить, потом решительно покачала головой.

— Нет, о таких знакомых она не говорила. Леля вообще мужчин не очень жаловала. Вот Костик был исключением, да и все. Нет, не помню, — решительно заключила она. — Ой, что же я расселась, помянуть же надо!

Старушка, внезапно разволновавшись, засуетилась и хотела было направиться в кухню, но я мягко ее остановила.

— К сожалению, я сейчас спешу, Генриетта Николаевна. Но мы обязательно помянем нашу Елену Григорьевну, — говоря это, я вовсе не кривила душой. — Только не сейчас, а после похорон. Или когда убийца будет пойман. — В этом я не сомневалась.

— А когда же похороны? — забеспокоилась пожилая дама. — Я обязательно должна…

— Похоронами занимается ее сын Олег. Он непременно вам позвонит, — пообещала я, почувствовав легкий укол совести.

В самом деле, надо заставить Солодовникова позвонить Генриетте и сообщить о дате похорон. Похоже, он этого делать не собирался, раз заявил мне, что уже обзвонил всех знакомых матери, и при этом отдал мне записную книжку, где был телефон Генриетты.

Я решила при первой же встрече дать Олежке Солодовникову хорошего подзатыльника, хоть он уже и взрослый мальчик. Несмотря на свою экзальтированность, Генриетта мне понравилась, и я не видела причин, по которым Олег мог поступить с ней по-свински, не сообщив о похоронах матери.