Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории

В конце 1930-х Черчилль пытался представить дело так, будто бы Англия, препятствуя свободному въезду евреев в Палестину, заодно препятствует тем самым Америке, находящейся под влиянием еврейского лобби, встать на сторону Англии в грядущей войне с немцами. В этой позиции было много лукавства, поскольку на деле влиятельные американские евреи вовсе не так уж переживали за евреев Палестины, а самый влиятельный из всех, Бернард Барух, державший в руках вопросы обороны США, вообще крайне холодно относился к сионизму. Со временем Черчилль даже признается Вейцману, что «он был шокирован степенью противодействия сионистской идее среди определенного числа евреев в Соединенных Штатах» (276). Тем не менее Черчилль продолжал давить на эту педаль, без зазрения совести спекулируя на самом святом. К примеру, свой меморандум, направленный в военный кабинет перед Рождеством 1939 года, где выражалось «крайнее удивление» интенсивным противодействием еврейской иммиграции со стороны кабинета и чиновников Форин офис, Черчилль закончил предельно пафосно: «В эти дни многих людей призывают жертвовать, и жертвовать не только своим мнением, дабы спасти страну, и я осмелюсь потребовать – потребовать ради наших моряков и солдат и ради всех наших надежд на победу, чтобы мы не создавали ни малейших препятствий, усложняющих нашу задачу» (212).

Вспомнил, милостивец, об английских моряках и солдатах… Чуть ниже, говоря о еврейском терроре против британских военных в Палестине и об отношении к этому Черчилля, мы сможем оценить всю глубину его лицемерия. Но и в более ранние годы провести на мякине английских военных и политиков он не мог. Противодействие премьер-министра и воинского сословия Британии выливалось порой в довольно крайние формы.

Мы помним, как Хаим Вейцман настаивал на образовании отдельной еврейской армии со своими знаками отличия и собственным знаменем и как Черчилль горячо поддержал эту идею. Против нее, однако, выступил не кто-нибудь, а сам главнокомандующий британскими войсками на Ближнем Востоке генерал Арчибальд Вавель. Он считал, что это вызовет гнев и протест в арабском мире. «Черчилль негодовал по этому поводу и 1 марта написал новому министру по делам колоний лорду Мойну: «Генерал Вавель, как и большинство офицеров британской армии, настроен весьма проарабски… Его слова ни в малейшей мере не убеждают меня» (228).

Демарш Вавеля лишний раз напомнил Черчиллю о том, что он и так прекрасно сознавал: что он мыслит и действует вопреки господствующему настроению в английской армии. Какой же вывод он сделал из этого? Какие меры решил предпринять, используя свой статус и политический вес?

Он, как всегда, пошел напролом, не колеблясь и написал 5 июля 1942 года министру по делам колоний лорду Крэнборну: «Необходимо выявить офицеров-антисемитов, занимающих высокие посты. Если трое-четверо подобных личностей будут отозваны и смещены с объяснением причин этого, то это произведет благотворное воздействие».

Для начала Черчилль предупредил генерала Эдварда Спирса, британского военного представителя в Ливане, чтобы тот «не сползал в обычное антисионистское и антисемитское русло, характерное для британских офицеров» (238). Возможно, имевший еврейские корни Спирс, старый черчиллевский приятель еще со времен Первой мировой, и не нуждался в таком предупреждении, но как характерен сам выпад Черчилля!

Так Черчилль решил выступить еще и в роли инквизитора. И против кого были направлены его инквизиционные устремления, против кого намечена чистка? Против собственного офицерского корпуса Британии!

Надо отдать должное кабинету: «ни один офицер-антисемит не был смещен со своего поста, а кабинет не снял своих возражений против формирования отдельных еврейских вооруженных сил» (238). Так проявила себя знаменитая британская стойкость. И Черчилль ничего не мог с этим поделать напрямую.

Хуже того, испытывая со стороны премьер-министра постоянное давление в сионистском ключе, а впоследствии еще и подвергнувшись террору со стороны еврейских боевиков (подробности ниже), британские офицеры, расквартированные на Ближнем Востоке, преисполнились собственных представлений о своем долге в данной ситуации. И когда сразу после провозглашения независимости Израиля в 1948 году на его территорию вторглись пять арабских армий – из Ливана, Сирии, Трансиордании и Египта при поддержке иракских войск, – чтобы в зародыше прикончить новообразованное еврейское государство, эти офицеры поступили согласно постигнутому долгу: возглавили Арабский легион, ими же набранный и обученный в Трансиордании. «Арабский легион открыл артиллерийский огонь по еврейскому кварталу Старого города Иерусалима. Несколько сот евреев были убиты, прежде чем еврейский квартал был захвачен» (329).