Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории

Характерную картину рисует Е. В. Матонин в своей монографии об эсере-террористе Якове Блюмкине, рассказывая об Одессе, где евреи составляли в то время 34 % населения города. О том, что собой представляла социал-демократическая партия в Одессе, красноречиво рассказывает такой эпизод: «В августе 1904 года… полиция нагрянула в одну из квартир… где, по ее данным, проходила сходка «рабочих социал-демократической партии под руководством интеллигентов». Сохранились их имена: Янкель Вейсман, 19 лет, Иось Лившиц, Рухля Юдкович, 30 лет, Роза Гойхман, 17 лет, Арон Кельнер, 20 лет, Хана Малкина, 20 лет, Ида Ешпа, 15 лет, Голда Наготович, 19 лет, Хана Корнер и Моисей Ицкензон»[187]. Типовой образец! Не отличалась от СД и партия СР – основная организация террористов. Но если бы ими все ограничивалось!

«Уже в начале XX века в Одессе действовали радикальные подпольные группы. Русская революция 1905–1907 годов привела к настоящему скачку политического терроризма… Одесса стала настоящим полигоном для акций молодых радикалов – эсеров, анархистов и прочих революционеров. Популярность радикализма была такой, что даже чисто уголовные налеты на банки и лавки проходили иногда под флагом борьбы за свободу и против буржуазии.

…На следствии налетчики (среди них Мишка-Япончик, он же Мойше-Яков Винницкий. – А. С.) заявили, что действовали от имени организации «Молодая воля». По данным одесской полиции, это была самостоятельная организация, которой, однако, помогали эсеры, социал-демократы и еврейская самооборона. Главными своими задачами «Молодая воля» считала борьбу с властью, защищавшими власть черносотенцами и проведение экспроприаций для получения средств на «революционную деятельность».

Уже в ноябре 1905 года в Одессе насчитывалось до десятка анархистских групп. Особый страх у горожан вызывали так называемые анархисты-безмотивники. Они считали, что нужно наносить удары не только по власти и ее представителям, но и по всем добропорядочным и хорошо одетым людям. Убийства «богатых» рассматривались как единственный путь к равенству. «Безмотивники» часто просто швыряли бомбы в кафе, рестораны, в праздничную толпу народа или в солдат на параде.

Один из лидеров «безмотивников», Иуда Гроссман-Рощин, заявлял: «В наши ряды надо привлекать не только рабочих, крестьян, но и отбросов, и отщепенцев общества, потому что они наши братья и товарищи!..»

…Пятерых террористов вскоре задержали, троим из них вскоре вынесли смертные приговоры. На суде один из «смертников», столяр Моисей Мец, признал, что именно он бросал бомбу, но категорически отказался признать за собой уголовную вину. Буржуазия, заявил Мец, будет танцевать на его могиле, но их, чернознаменцев, акция – это только «первый глоток свежего весеннего воздуха»»[188].

Когда первая Государственная дума (в выборах приняли участие 70 % евреев, от губерний черты оседлости было избрано 11 депутатов евреев) обсуждала поправку депутата М. А. Стаховича к требованию общей политической амнистии, то на его доводы о том, что на 90 казненных за последние месяцы революционеров-террористов приходится 288 убитых и 388 раненых представителей власти, большей частью простых городовых, – со скамей левых кричали: «Мало!»…

Между тем кровь людская – не водица.

Если все это не война, то что же?!

Обе революции – 1905-го и 1917 года – на совести евреев-социалистов. Они ведь фактически руководили не только беспощадным террором, но и всеми «левыми» партиями, заправлявшими революционным процессом.

Впрочем, первая революция им не задалась по очень важной причине: в войну вступил внезапно проснувшийся и осознавший опасность для своей жизни русский народ, до того не оказывавший серьезного организованного сопротивления.

«Встречный пал»: русская самозащита в этнической войне

Действие вызывает противодействие – этот закон физики проявляется порой и в человеческом обществе. Угроза русскому национальному бытию со стороны инородцев, в особенности евреев, вызвала к жизни подъем русского национализма. В этом нет ничего ни удивительного, ни зазорного, ведь национализм – это инстинкт самосохранения нации. Который спит, когда все хорошо, но просыпается в годину бед и тревог.