Преступники «на доверие». Неординарные мошенничества, ограбления и кражи

Кстати, даже если считать, что все эти женщины были в своих утверждениях абсолютно и бескорыстно искренни и Марджори Диль-Армстронг действительно говорила всё то, что ей приписали, то даже такое допущение отнюдь не свидетельствует о действительной причастности Диль-Армстронг к инкриминируемому ей преступлению. Дело в том, что многие люди, оказавшиеся в тюремной среде, склонны позиционировать себя более «крутыми и опасными», нежели есть на самом деле. Они рассказывают о деяниях, которых не совершали, и преступлениях, которых никогда не было, с единственной целью – показать окружающим, что они опасны и их лучше не задевать. Можно сказать, что в данном случае мы видим нечто, что можно назвать «психологической мимикрией». Поведение это вряд ли следует считать оптимальным, оно скорее способно создать новые проблемы, но многие заключенные именно в нём видят выход из затруднительных положений, ибо слабость в уголовной среде непростительна. Поэтому нельзя исключать того, что Марджори Диль-Армстронг действительно говорила то, о чём рассказали в суде её тюремные товарки, но это вовсе не означает правдивости всех этих басен.

В связи с представлением в этом судебном процессе свидетелей из уголовной среды хочется провести вполне уместную параллель с событиями недавней отечественной истории. Многие из читателей помнят довольно громкие отечественные процессы по «делу ЮКОСа» – т.н. «дело Пичугина» и «дело Ходорковского, Лебедева, Крайнова». Их разбор по существу не входит в предмет настоящего очерка, однако упомянутые судебные процессы заслуживают быть упомянутыми здесь. Свидетелями обвинения в ходе этих судов фигурировали находившиеся под стражей Геннадий Цигельник и Евгений Решетников. Участие в суде лишённых свободы лиц вызвало возмущение на Западе, причём как юристов, так и журналистов. О том, что в России суды действуют неправовыми методами, не написал в 2007—2009 гг. разве что ленивый. Эта точка зрения не лишена оснований, уголовники действительно плохие свидетели для суда, о чём уже было написано выше. Но странно, что появление двух свидетелей-уголовников в отечественном суде вызвало бурное негодование на Западе, а вот вопиющий суд в Пенсильвании с участием семи таких свидетелей почему-то не привлёк к себе особого внимания. В высшей степени показательный пример двойных стандартов в области правосудия!

И наконец, заканчивая подзатянувшийся анализ суда над Барнсом и Диль-Армстронг, нельзя не коснуться следующего аспекта. Вне зависимости от того, принимали ли обвиняемые участие в создании взрывного устройства и организации ограбления банка PNC, вопрос о виновности в убийстве Брайана Уэллса оказался изначально вынесен за скобки судебного процесса. Даже если считать, что доставщик пиццы на самом деле был вовлечён в преступную группу и действовал в сговоре с убийцами, факт его гибели от взрыва бомбы не мог быть поставлен под сомнение. Тем менее, налицо явный казус: жертва убийства есть, обвиняемые в создании преступной группы и изготовлении взорвавшейся бомбы тоже имеются, сам факт гибели человека от подрыва взрывного устройства никем не оспаривается, а вот обвинения в убийстве нет! Как же так?! Ситуация эта выглядела до такой степени нелепой и нелогичной, что сестра Брайана Уэллса как во время суда, так и после его окончания сделала ряд резких замечаний, выражавших её крайнее возмущение цинизмом прокуратуры. И она была права: прокуратура действительно повела себя цинично. Но почему же так случилось, и что подобная тактика могла означать?

Причина странного невыдвижения обвинений в убийстве заключалась в том, что столь тяжкий состав преступления всегда требуется тщательно обосновывать. Одних голословных утверждений свидетелей для этого недостаточно – требуются улики, которых, как было отмечено выше, у обвинения не существовало. Прокуратура ясно сознавала слабость своей позиции, и, не имея возможности подкрепить обвинение в убийстве объективными материалами, попросту не стала это обвинение выдвигать.

Эта маленькая деталь весьма красноречиво показывает слабость и бездоказательность обвинения, причём эту слабость изначально понимали и сами обвинители. При наличии у прокуратуры того, что и как сумел «раскопать» спецагент Кларк и его помощники из ФБР, этот судебный процесс вообще не следовало бы устраивать. Но, по-видимому, во всём этом деле присутствовала некая политическая целесообразность, которая требовала продемонстрировать успешное разоблачение злоумышленников.

Что было дальше?