Полет начался под проливным дождем и продолжился в тумане. Затем над сушей началась болтанка, ставшая нелегким испытанием для пассажиров, страдавших от воздушной болезни. Достигнув Ла-Манша, пилот снизился почти до двух сотен футов.
А потом в салон вышел стюард и заорал, перекрикивая рев двигателей:
– Мы приземляемся в Лимпне… в Лондоне густой туман… в столицу вас доставят дилижансами…
Манфред подался вперед, к леди, что сидела по другую сторону узкого прохода.
– Вам повезло, – сказал он, понизив голос, чтобы его не услышал кто-то еще.
Достопочтенная миссис Пиверси, поднеся лорнет к глазам, хладнокровно уставилась на него.
– Прошу прощения?
Вскоре они совершили безупречную посадку и, спускаясь по трапу пассажирского самолета из Парижа, Манфред предложил руку очаровательной леди, дабы помочь ей сойти на землю.
– Вы говорили что-то насчет…
Стройная, симпатичная дама смотрела на него с нескрываемой холодностью и дерзким высокомерием.
– Я говорил, вам повезло в том, что мы приземлились именно здесь, – сказал Манфред. – Вас зовут Кэйтлин Зилинг, но вы больше известны под именем Кларо Мэй, и в Лондоне вас поджидают два детектива, чтобы допросить по поводу жемчужного ожерелья, пропавшего в столице три месяца назад. Так уж вышло, что я очень хорошо понимаю французский и собственными ушами слышал, как двое джентльменов из Сюрте обсуждали ваше будущее перед самым нашим вылетом из Ле-Бурже.
Взгляд женщины утратил изрядную долю высокомерия, зато теперь в нем прибавилось беззаботности. Очевидно, пристальное внимание мужчины, сообщившего ей столь тревожную информацию, не оставило у нее сомнений в его добрых намерениях.
– Благодарю вас, – легкомысленно отозвалась она, – но я ничуть не обеспокоена. Судя по всему, вы имели в виду Фенникера и Эдмондса. Я отправлю им каблограмму и назначу встречу в своем отеле. Хотя вы нисколько не похожи на шпика, но, очевидно, все-таки являетесь таковым?
– Не совсем, – улыбнулся Манфред.
Она как-то странно покосилась на него.
– Для копа вы и впрямь выглядите чересчур честным. Со мной все будет в порядке, но тем не менее позвольте поблагодарить вас еще раз.
Ему явно давали понять, что разговор окончен, и все же Манфред не собирался отступать.
– Если вы столкнетесь с неприятностями, я был бы рад вашему звонку. – Он протянул женщине свою визитную карточку, на которую она даже не взглянула. – А если вы задаетесь вопросом, чем вызван мой интерес, то я всего лишь хочу сообщить вам, что около года назад мой очень близкий друг непременно погиб бы от рук банды Фуре, застигшей его врасплох на Монмартре, однако вы весьма кстати пришли ему на помощь.
Теперь уже, вздрогнув от изумления, она скользнула взглядом по визитке и переменилась в лице.
– Вот как! – промолвила, явно испытывая неловкость. – Я и подумать не могла, что вы один из них… «Четверых Благочестивых». При одной лишь мысли о вас, джентльмены, у меня кровь стынет в жилах! Леон как-там-его… итальянец, кажется…
– Гонсалес, – договорил за нее Манфред, и она кивнула.
– Точно!
Теперь дама смотрела на него уже с явным интересом.
– Честное слово, с жемчугами не будет никаких проблем. Что до вашего приятеля, то это он спас меня. Он бы не стал вмешиваться в бандитские разборки, но специально вышел из кабаре помочь мне.
– Где вы остановитесь в Лондоне?
Она назвала ему адрес, и в эту минуту к ним подошел таможенник, так что разговор прервался сам собой. Больше Манфред ее не видел – в закрытом экипаже, на котором он ехал в Лондон, ее не было.
По правде говоря, Манфред не горел желанием встретиться с ней вновь. Любопытство и стремление оказать поддержку той, что в свое время очень посодействовала Гонсалесу – в тот момент его славный друг провел блестящую операцию по разоблачению сети фальшивомонетчиков в Лионе, – вот что подтолкнуло его к этому мимолетному разговору.
Манфред не сочувствовал преступникам и не презирал их. Он знал: Мэй – международная мошенница, причем крупного масштаба, и его вполне устраивала мысль, что за ней надежно присмотрит английская полиция.
Но уже по пути в Лондон он пожалел о том, что не расспросил ее хорошенько насчет Гэрри, хотя они, скорее всего, даже не встречались.
Джордж Манфред, по всеобщему мнению, главное действующее лицо и вдохновитель организации, известной под именем «Четверо Благочестивых», за свою жизнь удалил из организма общества двадцать три социальные язвы.
Война даровала ему с коллегами помилование за все правонарушения, известные и предполагаемые. Но в обмен на прощение власти взяли с него клятву блюсти дух и букву закона, которой он не только свято придерживался сам, но и требовал этого от своих компаньонов. И лишь однажды Джордж пожалел о том, что заключил подобное соглашение, это случилось именно тогда, когда в его поле зрения оказался Гэрри Лексфилд.