Преступники-сыщики

Он сделал вид, будто собирается встать из-за стола, но мадам удержала его.

– Прошу тебя, не торопись, – взмолилась она, и он с большой неохотой подчинился.

Банк закрывался только в три часа; у него еще будет время, чтобы доехать до Дувра на авто и успеть на пароход, отплывающий в пять.

Но банк располагался в Сити, и потому ему нужно иметь хотя бы небольшой запас времени. Он, извинившись, отлучился ненадолго, разыскал камердинера, которого нанял ради такого случая, и оставил тому несколько простых указаний, требующих, правда, незамедлительного исполнения. Вернувшись, Гэрри обнаружил, что мадам Веласкес изучает балансовую ведомость.

– Наверное, я глупа, потому что ничего не понимаю в этих вопросах, – сказала она, внезапно подняв голову. – Что это было? – спросила, когда внизу громко хлопнула дверь.

– Это мой камердинер; я отправил его с пустяковым поручением.

Она нервно рассмеялась.

– Я, что называется, сижу как на иголках, – сказала она и передала ему чашечку кофе. – А теперь, Гэрри, дорогой, расскажи мне еще раз, что значит «экс-дивиденд».

Он подробно объяснил суть этого термина, и мадам Веласкес слушала с чрезвычайным вниманием. Она все так же пристально смотрела на мужчину, когда его вдруг охватило тревожное волнение, за которым последовал приступ удушья, и он даже попробовал вскочить на ноги, но тут же рухнул обратно на стул и беспомощно скатился на пол. Мадам Веласкес взяла его полупустую чашечку кофе, не спеша отнесла ее на кухню и вылила содержимое в раковину. Отправив камердинера по делам, он избавил ее от больших хлопот.

Перевернув бесчувственного мужчину на спину, женщина со знанием дела обыскала его и наконец обнаружила пухлый конверт, в который Гэрри вложил собственные банкноты.

Тут с улицы постучали. Без малейших колебаний она вышла из комнаты и отворила входную дверь. На пороге стоял тот самый молодой гвардеец, который столь любезно представил ей мистера Лексфилда.

– Все в порядке, слуга ушел, – сказала она. – Вот твои две сотни, Тони, и большое тебе спасибо.

Тони ответил ей широкой улыбкой.

– У меня зуб на него, потому что он принял меня за олуха. Эти австралийские мошенники…

– Сейчас не лучшее время для болтовни; ступай, – резко оборвала она его.

Вернувшись в столовую, леди сняла с Гэрри воротничок и галстук и, подложив ему под голову подушку, распахнула окно. Минут через двадцать он должен прийти в себя, а к этому времени наверняка вернется и его камердинер.

Она нашла чек, который выписала ему, сожгла его в пустом камине и, в последний раз оглядевшись по сторонам, была такова.

У здания аэропорта ее поджидал высокий мужчина. Она увидела, как он жестом показал водителю такси остановиться.

– Я получил ваше послание, – язвительно сообщил ей Манфред. – Надеюсь, охота была удачной? Я должен вам пять сотен фунтов.

Женщина, смеясь, покачала головой. Она по-прежнему оставалась смуглой, прелестной бразильянкой – пройдет еще несколько недель, прежде чем смоется искусственный загар.

– Нет, благодарю вас, мистер Манфред. Я занималась любимым делом, за которое мне же еще и заплатили. А меблированный домик, что сняла в деревне, обошелся мне не слишком дорого… ну, хорошо, будь по-вашему. – Она приняла у него банкноты, которые он протягивал ей, и спрятала их в сумочку, одним глазком поглядывая на ожидающий самолет. – Видите ли, мистер Манфред, Гэрри – мой старый знакомый, пусть и заочно. Я ведь действительно отправила свою сестру в Монте-Карло поправить здоровье. Она тоже нашла его.

Манфред понял все. Он подождал, пока самолет поднялся в небо и растаял в дымке вдали, а затем поехал на Керзон-стрит с чувством глубокого удовлетворения.

В вечерних газетах не было ни строчки об ограблении на Джермин-стрит, что, впрочем, вполне понятно. У мистера Гэрри Лексфилда тоже имелось чувство собственного достоинства.

11. Машинистка, которая видела то, чего не видят другие

Примерно раз в шесть месяцев Раймонд Пуаккар терял покой и начинал рыться по углам дома, открывая коробки и сундуки со сданными в архив делами, либо листал старые подшивки. За несколько дней до примечательного инцидента, получившего название «убийство на Керзон-стрит», он появился в столовой с кипой старых бумаг, которые водрузил на ту часть стола, что еще не была накрыта к обеду.

Леон Гонсалес поднял голову и застонал.

Джордж Манфред даже не улыбнулся, хотя в душе покатывался со смеху.

– Очень жаль, что я доставляю вам столько огорчений, мои дорогие друзья, – извиняющимся тоном заявил Пуаккар, – но эти бумаги необходимо привести в порядок. Я нашел пачку писем, написанных еще пять лет назад и относящихся ко времени начала деятельности нашего агентства.

– Сожгите их, – посоветовал Леон, уткнувшись в свою книгу. – Они ведь вам больше никогда не пригодятся!

Но Пуаккар ничего не ответил. Он с истым рвением перебирал один документ за другим, прочитывая их так, как это делают близорукие люди, и откладывал в сторону. Одна стопка уменьшалась, зато другая, соответственно, росла.

– Полагаю, когда вы закончите, то вернете их на прежнее место? – осведомился Леон.