Преступники-сыщики

Одевшись, он вышел на улицу и направился в сторону многоквартирного дома Керзон-Хаус. К своему удивлению, Гонсалес не обнаружил полисмена, которому полагалось бы стоять на страже у дверей, хотя на углу улицы заприметил его коллегу. Да и вообще вокруг не было видно никаких признаков разыгравшейся трагедии. Входная дверь дома оказалась запертой, но на стене рядом виднелись несколько кнопок для звонков, каждый из которых, очевидно, соединялся с отдельной квартирой. Разобравшись, где здесь кнопка звонка Граслея, он уже хотел нажать ее, когда к нему с другой стороны улицы бесшумно подошел полисмен. Очевидно, он знал Леона в лицо.

– Добрый вечер, мистер Гонсалес, – поздоровался страж закона. – Это ведь не вы свистели в полицейский свисток, верно?

– Нет, хотя я тоже слышал его.

– Как и я сам, и еще трое моих коллег, – сказал полисмен. – Четверть часа мы носились по этим улицам словно угорелые, но так и не нашли того, кто это сделал.

– Пожалуй, я смогу помочь вам.

В тот самый момент дверной замок щелкнул, открываясь, и Леон изумленно отшатнулся, ведь в мужчине, открывшем дверь, он узнал самого Граслея. Тот был в халате; в губах у него был зажат дымящийся окурок сигары.

– Привет! – удивленно протянул директор театра. – Что здесь происходит?

– Не могли бы вы уделить мне несколько минут? – обратился к нему Леон, оправившись от шока.

– Разумеется, – ответил «убитый», – хотя в такое время я обычно никого не принимаю. Заходите.

По-прежнему недоумевая, Леон поднялся за ним на второй этаж. Он нигде не увидел слуг, как не заметил и ни малейших признаков того, что совсем недавно здесь разыгралась трагедия, которую описала девушка. Как только они вошли в просторный кабинет, Леон поведал хозяину всю историю. Когда он закончил, Граслей лишь покачал головой.

– Ваша девчонка спятила! Я действительно звонил ей и, честно говоря, подумал, что это она, когда спустился вниз, чтобы открыть дверь вам. Уверяю вас, нынче ночью ее здесь не было… Да, я слышал полицейский свисток, но никогда не впутываюсь в эти полуночные разборки. – Он пристально всмотрелся в лицо Леона. – А ведь вы один из людей «Треугольника», не так ли, мистер Гонсалес? Как выглядела эта девушка?

Леон описал ее, и директор театра вновь лишь сокрушенно покачал головой.

– Никогда о ней не слышал, – сказал он. – Боюсь, вы стали жертвой глупой мистификации, мистер Гонсалес.

Озадаченный и вконец сбитый с толку Леон вернулся к своим друзьям.

На следующее утро он нанес визит в агентство Льюли, пользовавшееся, по отзывам, репутацией надежного учреждения; там побеседовал с добродушной владелицей, старой девой. Ему пришлось быть крайне осторожным, поскольку он не желал навлечь на свою ночную гостью неприятности. К счастью, Гонсалес водил знакомство с одним из важных клиентов мисс Льюли и смог воспользоваться его именем, дабы получить нужные ему сведения.

– На этой неделе мисс Фаррер трудится в ночную смену и придет лишь с наступлением вечера, – пояснила владелица. – Она работает у нас уже почти месяц.

– А давно мистер Граслей стал вашим клиентом?

– Ровно в это же время, – улыбнулась та. – Я склонна полагать, что ему нравятся профессиональные навыки мисс Фаррер, поскольку раньше он отправлял все свои заказы в агентство Дантона, где она работала до того, но стоило ей перейти к нам, и он тоже сменил агентство.

– А что вам известно о ней?

Женщина заколебалась.

– Она австралийка. Думаю, одно время ее семья была очень состоятельной. Она никогда ничего не рассказывала о своих делах, но, полагаю, когда-нибудь унаследует кучу денег. Как-то раз к ней даже приходил один из партнеров Колгейта, из адвокатской конторы.

Леон сумел раздобыть у нее адрес девушки, после чего отправился в Сити на поиски господ Колгейтов. Удача сопутствовала ему, потому что Колгейты несколько раз прибегали к услугам нашей троицы, и по крайней мере одно из их поручений имело очень деликатный характер.

Эту фирму можно было отнести к числу старомодных, ее отделения располагались на Бедфорд-роу, и, хотя обычно компанию называли «Колгейт», в нее входили семь партнеров, имена которых значились на бронзовой табличке перед входом в здание.

Мистеру Колгейту было около шестидесяти лет; поначалу он казался весьма необщительным. Но тут на Леона нашло вдохновение, и он выложил ему все о том, что случилось минувшей ночью. К своему удивлению, Гонсалес увидел, как у адвоката вытянулось лицо.

– Это очень плохо, – сказал он, – действительно плохо. Но, боюсь, я не могу сообщить вам ничего сверх того, что вы уже знаете.

– Однако почему это так плохо? – осведомился Леон.

Адвокат задумчиво сжал губы.