Преступница

По коридору бродили больные. Грубые рубахи торчали из-под синих байковых халатов. Где-то внизу лежала голая Панька. Задержавшись у окошка, Маша прочитала: с ее слов он записал верно. Она представила себе, как предъявит матери, и эта мысль отдалась смехом: "На хитрую лопасть..." - Маша вспомнила поговорку. Снова она не оплошала, найдя решение технической задачи, предложенной пауком. "Великая русская литература..." - отцовские слова обретали правильный смысл. Тот, кто верит писателям, не может отвергнуть написанного. Родители прочтут и поверят. Поверив, они не станут винить себя в Панькиной смерти. Проклятый паук просчитался именно здесь.

"Все в порядке, - спустившись вниз, Маша нашла Юлия глазами, - сейчас значительно лучше. Лежит в реанимации. С врачом поговорила, денег дала", - Маша перечисляла ясным голосом. Так она решила, спускаясь по лестнице: сэкономленные деньги могли пригодиться.

Юлий кивал, пряча глаза. Не задав ни единого вопроса, он проводил до остановки. Подошедший автобус распахнул створки дверей. Узор, покрывавший заднее стекло, был венецианским. Водитель тронулся с места, и темная шапочка, замаячившая на площадке, стала похожей на цветок, вставленный в узорчатый бокал. Юлий шел к метро, внимательно глядя под ноги, словно боялся поскользнуться и упасть. Он обдумывал снова и снова, и каждая попытка заканчивалась неудачей. Тетка, сидевшая в регистратуре, поманила пальцем, едва Маша скрылась из виду. Приняв за родственника, она сообщила часы работы морга и предупредила о том, что вещи надо доставить заранее, накануне похорон. Бумажка с расписанием осталась в кармане. Юлий смял и бросил в урну. Дома он сел за перевод. Работа валилась из рук. Так и не найдя объяснения, он взялся за старые рукописи, громоздившиеся в беспорядке.

"Ну, что?" - Мама поднялась навстречу. Не отвечая, Маша протянула листок. "Царствие небесное!" - мама прочла и передала отцу. "Что ж..." - Отец потянулся к Машиным волосам. Она вывернулась из-под руки и направилась в кухню.

Соседский стол был заставлен пустыми банками. С ножом в руке Маша подобралась сбоку. Больная кисть мешала упереться как следует: лезвие срывалось. Все-таки она сумела выскрести победный рисунок и, оглядевшись, пихнула нож в грязное.

3

Панькины похороны прошли незаметно. В крематорий Маша не поехала, родители не настаивали. Потом мама ездила еще раз - что-то там дооформить. На этот раз она, вообще, все сделала сама.

Поминки устроили поздно, через неделю. Помянули наскоро. Во-первых, не пришел Иосиф: сказал, что очень занят. Во-вторых, разболелась Татка, поэтому короткое застолье свелось к родительским разговорам про жилконтору. Оттуда уже являлись - опечатать. Покачивая головой, жилконторовская тетка прошлась по квартире, заглядывая во все углы, и губы, поджатые недовольно, красноречиво говорили о том, что отдельная квартира - дело далеко не предрешенное. Даже теперь, когда мама рассказывала отцу, ее веки вздрагивали тревожно. "Надо найти какой-то ход", - она повторяла неуверенно. На третий раз Маша не выдержала: "Денег дать - вот и весь ход. Хапнет и облизнется". Протестуя, отец поднял руки. Ужас, мелькнувший в его глазах, не шел ни в какое сравнение с маминым тревожным испугом. Этот ужас шел из глубины.

"Я очень тебя прошу, - заглядывая в глаза, мама говорила шепотом, - возьми отношение из института. В этом нет ничего такого. Профком может походатайствовать. Комната девочек действительно непригодна. Комиссия признала совершенно официально. Есть акт. Если нам дадут - по закону". - "Тоня, о чем ты говоришь? - отец крутил головой. - Если по закону, зачем, скажи на милость, это самое отношение?" - "Так. - Маша не выдержала и подсела к столу - Я не понимаю, ты где живешь? Заладили - по закону... Неужели не ясно - единственный исторический шанс. Подселят молодого монтажника, будете куковать до второго пришествия. Уж он найдет себе Маню с трудоднями, притащит из ближайшего пригорода. Завесят пеленками. Будешь ходить по квартире, утираясь вонючим тряпьем, - от ярости, хлынувшей горлом, Маша задыхалась. - А ты, - она обращалась к отцу, - мало ты отработал на них евреем, чтобы хоть что-нибудь они сделали для тебя?" Отец сидел, опустив плечи. Неизбывное рабство бродило в его крови. Оно находило оправдание робости, не дававшей защитить жену и детей.

"Я не могу... Я больше не могу в коммунальной..." Мамины щеки пошли пятнами. Отец, глядевший в глаза обеим, не выдержал: "Хорошо, - его голос стал потерянным, - я возьму. Завтра же пойду к директору и возьму".

Нужны большие деньги. Дождавшись, пока родители наконец стихнут, Маша села в угол у телефона. Сумма, которую она представила, выражалась непомерной цифрой. Ни за что на свете отец не решится. Таких денег у них просто нет. Живут от зарплаты до зарплаты. Главное, ни в коем случае не посвящать в свои планы - все испортят, лягут костьми. Разговора с жэковской теткой Маша не боялась. Больше того, мысль о разговоре, в котором на ее стороне будет весомый конверт, наполняла весельем.