Преступные игры гения

– Серьезно? – он нежно улыбнулся ей и грациозно качнул головой. – Показания покойника, пьющего последние несколько лет каждый день… Вряд ли кто-то воспримет их всерьез.

– Это ты? Ты помог ему умереть? Рассказывай уж все до конца, раз собрался меня убивать.

– Нет. Вот дед точно сам помер. Болтают, в погреб свалился. Так?

Аня не ответила.

– Наверняка пьяным был. И плевать! Разве это человек? Это же насекомое. Я такими, как он, брезгую. Как и такими, как подруга Лидочки, Алена. Это, по моему мнению, самка насекомого. Огромная, жадная, с мерзкими алчными гениталиями. Померла, и хорошо. Но это точно не я. Я работаю… – кончик его правого указательного пальца коснулся ее левой ключицы, нежно провел влево-вправо. – Филигранно. Ты скоро в этом убедишься.

– Я поняла. Поняла.

Аня попыталась отодвинуться от него подальше к стене, прикосновение к холодным кирпичам бодрило и, кажется, наполняло ее энергией. Пальцы стали более послушными и уже живо сжимались в кулак. И когда Рыжов отводил взгляд от ее ног, она пыталась напрячь икроножные мышцы, и ступнями удавалось шевельнуть.

– Расскажи мне о женщинах, которых ты убил, – попросила она самым жалобным голосом, на который была способна. – Если мне суждено умереть так же, я хотела бы знать: за что, почему? Вероника… Серова… С нее все началось?

Взгляд Рыжова поплыл, сделался замутненным, когда он отрицательно мотнул головой.

– Нет. Не с нее. Началось все с Ирочки. С моей старшей сестренки. Я любил ее… Любил больше, чем родители. Мы были с ней так близки, так близки… Она позволяла мне забираться к ней в койку и трогать себя, – шепнул Рыжов доверительно, и глаза его снова заблестели слезой. – Родители ни о чем таком не догадывались. Как и о том, что моя Иринушка позволяла себя трогать не только мне.

– Сколько вам было лет? – Аня заинтересованно приподняла голову, порадовавшись, что мышцы пресса отозвались.

– Ей двенадцать, мне восемь.

– О господи! – только и смогла она выдохнуть.

– Считаешь, что мало, что рано? Может быть… Но я очень любил ее, и как сестру, и как юную леди. Это был мой запретный опыт. А она предала меня!

– Как?

– Она сошлась с соседским мальчишкой. И все рассказала ему, как пускает меня к себе в койку. И что со мной при этом происходит. И она… Она хохотала при этом. Запрокидывала голову вот так…

Рыжов запрокинул голову, обнажив острый кадык, по которому Анна – будь она в силе – запросто могла бы ударить ногой и вырубить мерзавца.

– И ее длинные белые волосы метались на ветру, как знамя! Белое знамя сдававшихся на милость победителя. И я не простил ее. Я убил ее.

– Как именно?

– Я толкнул ее под работающий комбайн. И ее волосы… Ее шикарные белые волосы полетели по ветру, как семена одуванчика. И кровь… Было так много крови, что ею пропиталось все вокруг. Она брызгала и брызгала во все стороны. И Иринушка превратилась в ничто. В бесформенный изуродованный комок. И вот именно тогда я понял, что никогда так больше делать не буду, – немного раздраженно проговорил Рыжов.

– Не будешь убивать?

– Нет. Не буду убивать именно так. Никакой эстетики, кроме улетевшей в небо пыльцы ее волос.

– Серова, – напомнила Анна.

– Вероничка, да… Она мне нравилась. Не так сильно, как Иринушка, но нравилась. И я никогда бы не убил ее, если бы она не поступила со мной так же, как Иринушка. Ты ведь уже знаешь, что на той вечеринке она переспала с Осетровым?

– Знаю.

Рыжов сделался мрачным, воспоминания давили на него. Это даже Аня понимала.

– Все-то ты знаешь… – отозвался он с тяжелым вздохом. – Я утащил ее с той дикой пьяной оргии. Но она все время рвалась назад. И все нахваливала Осетрова как партнера по сексу. Орала на всю улицу, что этот мужик талантлив во всем. И мне пришлось… Мне пришлось заткнуть ей рот! Я увез ее к Пеклову.

– Нож где взял?

– У меня всегда с собой это!

Неуловимым движением он вытащил откуда-то нож с тонким длинным лезвием и резной рукояткой. Помотал у нее перед глазами. Она поняла, что нож складной.

– Я заставил ее замолчать. А когда она умерла, мне в голову пришла великолепная идея с ее волосами. Пусть, думаю, сочтут, что это маньяк вышел на тропу. Ножичком обрил ее, измельчил ее пряди. Накидал на лицо. Это была импровизация, но вам понравилась. И я потом, через пять лет, решил, что пора повторить.

– Что явилось триггером? Почему ты снова начал убивать? – она нарочно говорила тихо и слабо, пусть не спешит с уколом, пусть думает, что у нее все еще нет сил.

Аня лихорадочно планировала нападение на убийцу, размахивающего перед ее лицом ножом. И мышцы, слава богу, отзывались. Главное – успеть! Не прозевать!..